Тиа Атрейдес - Песнь третья, О Троне и Дороге в неивестность

— Давай, милая, вылезай.

— Оставь меня, — сиплый голос из-под мехового покрывала прозвучал так жалобно, что Балуста совсем забеспокоилась. Одно дело подозревать, а совсем другое — увидеть собственными глазами, как никогда не сдающаяся Шу превратилась в несчастно скулящего потерянного щенка.

— Ну, довольно. Пора вылезать, — Баль присела на край кушетки и потянула покрывало на себя.

— Уйди! Пожалуйста, — врывав из рук подруги спасительную шкуру, она завернулась ещё плотней и отвернулась.

— Шу, ну что с тобой? — эльфийка осторожно погладила съежившуюся тоненькую фигурку, и почувствовала, как тихонько вздрагивают плечики под мехом.

— Шу, девочка моя, хватит лить слезы, — в ответ принцесса только тоненько всхлипнула.

Шепча всякую успокоительную ерунду, Балуста гладила подругу по голове, по спине, ожидая, пока та хоть немного выплачется. Вскоре всхлипы перешли в сердитое сопение, и Шу, так и не выпутавшись из шкуры, уткнулась носом ей в бок.

— Все? Потоп окончен? — Баль ласково перебирала взъерошенные черные пряди. — Вставать будем?

— Угу, будем, — старательно отворачиваясь и пряча от подруги заплаканную физиономию, она вскочила и метнулась в ванную. Через несколько минут фырканья и шипения оттуда показалось нечто, уже более напоминающее принцессу Шу.

— Баль, не смотри на меня так, будто я сейчас помру!

— Точно? Передумала уже?

— Передумала.

— Тогда не мешало бы чего-нибудь съесть.

— Не хочу я завтракать.

— Завтракать? И не предлагаю. Уже обедать пора.

— И обедать не хочу.

— Ну, извини, подруга, крови невинных младенцев не принесла!

— Баль, перестань.

— Сама перестань! Ведешь себя, как дите малое!

— Ну и что? Имею я право побыть дитем малым хоть раз в жизни?

— Имеешь. Только ты уверена, что именно сегодня?

— Уверена. Ну что ты прицепилась, Баль!

— Ну… может, потому что мне не нравится, что ты сдаешься?

— Сдаюсь? Баль, я никогда не сдаюсь!

— Угу, заметно. Тогда какого демона рыдаешь второй день?

— Сама знаешь.

— Нет, не знаю.

— Отстань. Я не хочу об этом говорить.

— Ты хочешь об этом только плакать?

— И плакать не хочу! Все! Хватит!

— Давно пора. На, покусай, — Балуста кинула принцессе принесенное с собой яблоко. Та поймала его и сердито захрустела.

— Ты собираешься его возвращать?

— Нет.

— Ясненько. А не боишься, что Рональд его достанет?

— Его проблемы.

— Да ну?

— Ну да, — Шу отвернулась и принялась ходить по комнате взад и вперед, всем своим видом подтверждая давнишнюю теорию мэтра Эридайга о том, что сотня мулов не переупрямит одну принцессу. Когда яблоко было догрызено и остаток выброшен в окошко, чуть не сшибив в полете любопытную птичку, она развернулась к Баль, уперев кулачки в бока.

— Это он ушел. Я его не гнала, — и уставилась на подругу в ожидании возражений. Но Баль молча и грустно смотрела на неё, не собираясь отвечать.

— Пусть выкручивается теперь, как знает. Мог ещё вчера из города смотаться. И если он все ещё в столице, а не на полпути к Островам, это не моя вина. Я его отпустила, я отправила Рональда по ложному следу… что ещё? Пойти, взять его за ручку и увезти отсюда подальше? Не слишком ли много ты от меня хочешь?

— Я? Ни в коем случае. Это твое личное дело, позволить ли Рональду…

— Баль, это уже не мое дело. Я дала ему шанс. Хватит. Ты же не думаешь, что я побегу за ним?

— Не думаю, Шу. Но, возможно, и зря.

— Нет. Ни за что. Я принцесса, а не уличная девчонка! Раз он не хочет меня видеть, то и не надо. Унижаться и просить я не буду.

— Понятно. Как хочешь.

— Вот именно!

— Да, а почему ты так уверена, что он не уехал?

— Потому что знаю.

— И где же он?

— Баль! Я не желаю о нем больше говорить! И не вздумайте соваться — я не желаю его больше видеть! Я его ненавижу!!!

— Ладно, ладно, Шу, успокойся.

— Я спокойна!

— Угу, конечно.

— Все, Баль, можешь передать этим трусам, что со мной все в порядке.

— Лучше пойди и скажи им все сама.

— Нет. Я не хочу сейчас никого видеть.

— Ну, хоть обедать ты с нами придешь?

— Нет. Баль, оставь меня, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.

— Ладно, Шу. Я велю принеси тебе сюда.

— Угу.

— Не советую, — услышав знакомый голос, Хилл обернулся в последний момент перед прыжком из окна таверны.

— Эрке?

— Слезай.

— Это твои?

— Балбесы, — капитан Ахшеддин презрительно оглядел с трудом поднимающихся на ноги гвардейцев.

— Как ты меня нашел? Тебя Шу послала? — слезать с подоконника Лунный Стриж не торопился.

— Тоже ещё задача, — капитан насмешливо хмыкнул. Баль заботливо принесла из комнат принцессы рубашку Тигренка, да и без неё Эрке не трудно было увидеть, где его искать. — Нет, не Шу.

— Тогда за каким демоном ты приперся? — неожиданно острое разочарование отозвалось новой болью и злостью. На себя самого. На тщетную, глупую надежду, снова заставившую сердце встрепенуться, когда он услышал голос Эрке.

— Не за демоном, Тигренок, за тобой.

— И зачем я тебе сдался? С каких это пор Начальник Малой гвардии занялся отловом беглого имущества?

— Тьфу! Имущество! Ты сам слезешь, или мне за тобой гоняться?

— Так что тебе от меня надо?

— Его Величество желает с тобой поговорить.

— Зато я не желаю говорить с Его Величеством.

— Ты предпочитаешь Рональда? Пожалуйста! — Ахшеддин не делал попыток приблизиться к юноше. Встрепанный, в порванном и окровавленном на боку камзоле, осунувшийся, с безумным блеском в глазах, он мало походил на того очаровательного галантного кавалера, которого Эрке видел во дворце. Зато странная история о том, как этот безобидный менестрель поставил на уши Личную Королевскую Гвардию на тренировке, получила неожиданное подтверждение. Пятеро его собственных бойцов, ругаясь сквозь зубы, поднимались с пола, придерживая кто сломанную руку, кто плечо, кто нос. Сам же Тигренок отделался всего лишь парой мелких царапин.

— Блеф.

— Пойди и проверь. Ну? Прыгай! — на несколько секунд повисло молчание. Синие глаза вперились в черные в попытке понять, насколько слова о Придворном Маге соответствуют действительности. Игра в гляделки закончилась в пользу капитана гвардии.

— Я смогу увидеть её?

— А ты хочешь?

— Да. Если она…

— Идем. И никаких условий.

— Угу. Ширхаб, — спрыгивая с окна, Хилл наконец почувствовал болезненный порез на боку.

«Всего пятеро солдат — и смогли меня достать! Совсем форму потерял», — он постарался не поморщиться от боли.