Джон Толкин - Сильмариллион

В это время в Эльдамаре, в доме короля Тириона на вершине Туны, родился старший и самый любимый сын Финвэ. Нарекли его Куруфинвэ, но мать назвала его Феанор – Пламенный Дух; и под этим именем вошел он в сказания нолдоров.

Имя его матери было Мириэль, прозванная Сериндэ, ибо никто из нол­доров не умел ткать и шить чудесней ее; руки ее были искусны в самой изящной и мелкой работе. Великой и радостной была любовь Мириэль и Финвэ, ибо зародилась в Благословенном Краю и в Благие Дни. Но рожде­ние сына истощило тело и дух Мириэли; и после его рождения она возжаж­дала освобождения от бремени жизни. И, дав имя сыну, сказала Финвэ: "Никогда более мне не понести дитя, ибо силы, что должны были дать жизнь многим, вошли в Феанора". Тогда Финвэ опечалился, ибо нолдоры были еще юны, и он хотел породить много детей в блаженстве Амана; и сказал он: "Неужели нет исцеления в Амане? Здесь любой усталый найдет отдохновение". Но Мириэль чахла день ото дня, и Финвэ испросил совета у Манвэ, и Манвэ поручил ее заботам Ирмо в Лориэне. Расставаясь с ней (не­надолго, как он надеялся), Финвэ печалился, ибо несчастьем казалось ему, что мать должна уйти и не увидит детства своего сына.

– Это воистину несчастье, – молвила Мириэль, – и я плакала бы, не будь я столь истомлена. Но не вини меня в том, – как и во всем, что может случиться после.

Потом она ушла в сады Лориэна и легла там на сон; и, хотя казалась спящей, дух ее покинул тело и в безмолвии отошел в чертоги Мандоса. Девы Эсте ухаживали за телом Мириэли, и оно оставалось нетленным; но она не ожила. Финвэ жил в скорби; и часто приходил он в сады Лориэна и, сидя под серебристыми ивами у тела жены, взывал к ней. Но она все не пробуждалась; и, единственный во все Блаженном Краю, он был лишен ра­дости. И, спустя годы, он перестал ходить в Лориэн.

Всю свою любовь отдал он сыну; а Феанор рос быстро, словно тайный огонь пылал в нем. Был он высок, прекрасен лицом и властен; в достижении своих целей – нетерпелив и тверд; взгляд пронзительно ясен, волосы – чер­нее воронова крыла. Немногим удавалось изменить его решения советом, и никому – силой. Из всех нолдоров – и до, и после него – он был самым хитроумным и искусным. В юности, улучшив труд Румиля, он изобрел письмена, названные его именем, – ими после того всегда пользовались эльдары; именно он, первым из нолдоров, открыл, как делать рукотворные драгоценные камни, что были крупнее и краше камней земли. Первые камни, сделанные Феанором, были бесцвет­ны, но, попадая в лучи звезд, ис­крились голубым и серебряным пламенем, ярче огня Хеллуина; и другие кристаллы создал он – в них отдаленно, но ясно виднелись разные вещи, будто орлы Манвэ сверху рассматривали их. Редко отдыхали разум и руки Феанора.

В ранней юности он женился на Нерданэли, дочери великого кузнеца Махтана, изо всех кузнецов нолдоров более всего любимого Ауле; и мно­гому научился Феанор у Махтана в сотворении вещей из металла и камня. Воля у Нерданэли тоже была тверда, но она обладала большим терпением и желала понимать сердца, но не покорять их; и сперва она сдерживала Феа­нора, когда пламень его духа разгорался слишком жарко, но его дальней­шие дела опечалили ее, и они отдалились друг от друга. Семерых сыновей родила она Феанору. Кое-кто из них унаследовал ее характер, но не все.

И случилось так, что Финвэ взял себе вторую жену – Индис Ясную. Она была ваниа, близкая родственница Ингвэ Владычному, золотоволосая и статная, ни в чем не схожая с Мириэлью. Финвэ очень любил ее и снова был радостен. Но тень Мириэль не покинула ни дома Финвэ, ни его сердца; и более всех любил он Феанора.

Женитьба отца не обрадовала Феанора; и мало любви питал он к Индис и к Финголфину и Финарфину, ее сыновьям. Он жил отдельно от них, ис­следуя земли Амана или занимаясь науками и ремеслами. В тех несчастьях, которые произошли после, многие усматривали плоды разлада в доме Финвэ, считая, что, если б Финвэ пережил утрату и удовольствовался рож­дением одного могучего сына, путь Феанора стал бы иным, и великое лихо было бы отведено; ибо скорбь и усобица в доме Финвэ запечатлены в па­мяти эльфов-нолдоров. Но дети Индис и их дети были велики и славны, и не будь их, история эльдаров потускнела бы.

В то самое время, когда Феанор и другие мастера нолдоров работали в свое удовольствие, не видя конца трудам, а сыновья Индис росли и мужали, Полдень Валинора близился к закату. Ибо, по решению Манвэ, Мелькор триста лет был заключен в темнице Мандоса.

Наконец, как и обещал Манвэ, он был вновь приведен пред троны вала­ров. Тогда взглянул Мелькор на их величие и благость, и зависть была в его сердце; и взглянул он на Детей Илуватара, что сидели у ног Стихий, и нена­висть наполнила его; и взглянул он на блеск и богатство алмазов, – и воз­желал их; но скрыл свои помыслы и отложил месть.

Перед Вратами Валмара Мелькор простерся у ног Манвэ и молил о прощении, обещая всюду, где только сможет, помогать трудам валаров, – даже если он будет последним в Валиноре. Более же всего станет он тру­диться над исцелением ран, что некогда нанес миру. И Ниэнна вторила его мольбам; но Мандос молчал.

Тут Манвэ даровал Мелькору прощение; но валары не желали, чтобы он сразу ушел из-под их присмотра и приговорили, что жить ему в стенах Валмара. Но прекрасны казались в те дни все дела Мелькора, и валарам, и эльдарам помогал он трудом и советом, когда бы ни обратились к нему за помощью; а потому, с течением времени, ему дозволили вольно бродить по краю, и мнилось Манвэ, что лихо Мелькора излечилось. Ибо сам Манвэ был свободен от лиха и не мог распознать его; да и помнил он, что изначально, в думах Илуватара Мелькор был подобен ему; и он не прозревал всех глу­бин Мелькорова сердца и не знал, что вся любовь навеки оставила его. Но Ульмо не был обманут, и Тулкас медленно гневался, – забывал он еще мед­ленней. Но они подчинились суду Манвэ; те, кто защищает Право от бун­товщика, не должны бунтовать.

Надо сказать, что в душе своей Мелькор более всего ненавидел эльда­ров, потому что они были прекрасны и радостны, а еще потому, что в них он видел причину вознесения валаров – и собственного низвержения. Тем больше любви выказывал он им, искал их дружбы и сулил им помощь, как знаниями, так и делом, – какой бы великий труд они ни замыслили. Ва­ниары никогда не доверяли ему, ибо жили в свете Древ и были ясны; на тэ­лери он сам не обращал внимания, сочтя их слишком слабыми для исполне­ния его замыслов. Но нолдоры с радостью приняли тайное знание, которое он явил им; и кое-кто внимал речам, которых лучше бы никогда не слы­шать. Мелькор, вправду, объявлял потом, что и Феанор многому тайно учился у него, и что он наставлял его в величайшем из трудов; но он лгал в вожделении и злобе, ибо никто из эльдалиэ не ненавидел Мелькора больше, чем Феанор, сын Финвэ, первый, кто назвал его Морготом; и хотя запутался он в тенетах Мелькоровой ненависти к валарам – никогда Феанор не бесе­довал с ним и не слушал его советов. Ибо Феанора влекло лишь пламя его собственной души, он трудился в одиночку и споро; и не искал ни совета, ни помощи ни у кого в Амане – ни у великих, ни у малых, кроме – и то не­долго – Нерданэли Мудрой, своей жены.