Анна Гурова - Земля оборотней

Айникки вдруг увидела такое, что мгновенно пробудило ее от грез. Вдоль пестрого камня пробежала трещина, и камень распался надвое, словно широко раскрыл рот. Надо ртом выскочили бугорки-глаза… Проклюнулись по сторонам тонкие лапки…

— Мать Велламо! — завопила Локка, норовя пасть ниц. — Пожалей детей Калева!

— Проклятие близко, — неожиданно приятным женским голосом сказала каменная лягушка. — А больше ничего не скажу.

Локка резко обернулась, и Айникки испуганно застыла под ее горящим взглядом.

— Она?!

Лягушачий рот сомкнулся, глаза закрылись, лапки подтянулись под живот, и камень снова стал камнем. А Локка продолжала сверлить девушку взглядом. И взгляд этот Айникки совсем не понравился.

— Что уставилась? — буркнула она.

— А-а-а, — протянула Локка, как будто постепенно прозревая. — Я ведь чуяла, что беда совсем рядом! Сказано было — от родного очага! Кого ж тут заподозрить, как не охотника, лесного бродягу? Оказалось — слишком просто…

— Ты на что это намекаешь?

— Не в Ильмо была причина, а в тебе — и в твоем нерожденном ребенке! В нем проклятая кровь Унтамо. Недаром боги покарали твоего отца, его помощника и соратника, и Марьятту, младшую дочь старого братоубийцы, не послав им сыновей!

— Что?! — изумилась Айникки. — При чем тут Унтамо?

— А ты не знаешь, какого рода твоя мать?

Айникки помотала головой. Локка воздела кверху узловатый палец.

— Все старики знают — но молчат. Чтобы забылось. Никто сейчас не хвалится своим участием в той позорной кровавой войне. Но ничто не остается безнаказанным!

Айникки подумала и пожала плечами:

— Резня Унтамо — дело давнее. Старушечьи сказки. Да хоть бы я была и от рода Унтамо — что с того? Пойди-ка к моему отцу и скажи, что все беды от того, что он взял в жены Марьятту. Да он тебя со двора прогонит, выставит перед всеми старой дурой. Я и так уже слышала, что тебя втихомолку называли полоумной — вечно врагов вынюхиваешь…

— Ты не понимаешь, девчонка, каково это — каждую ночь видеть в снах гибель рода! — рявкнула Локка. — Когда каждую ночь к тебе приходят предки и зовут к себе! Небось сама бы рехнулась. От вашей семьи гибель и придет. Вот он, корень зла, черное семя, что в тихой воде зреет. Вырвать его и выбросить за околицу!

Айникки вскочила с лавки:

— Всё, не желаю больше слушать! Я ухожу!

— Никуда ты не пойдешь.

Локка метнула в очаг горсть порошка. Новая волна сладкого дыма опутала Айникки, ее ноги подкосились, и она без сил упала на лавку. Глаза ее закрылись сами собой. А рядом все бубнила Локка:

— Я спасу род, хоть бы и против твоей воли. Вырежу плод из твоего чрева, сделаю его бесплодным, и проклятая кровь Унтамо уйдет из нашего мира. А там, глядишь, и несчастье обойдет нас стороной…

Бормотание отдалилось и умолкло. И больше ничего не осталось — только темнота и тишина.

«Где я?»

Айникки проснулась внезапно, словно ее окликнули. Тяжелое оцепенение прошло, голова была ясная и свежая. Она почувствовала, что улежит на спине на чем-то твердом. Ногам было холодно. Девушка приоткрыла глаза. Над головой чернел низкий потолок. Пахло травами и горячей водой. «Я лежу на столе, — сообразила она. — Кто снял с меня юбку?!» Айникки резко подняла голову — и увидела Локку. Знахарка стояла прямо напротив нее, держа в руке нечто вроде железной ложки на длинной черенке. И этой ложкой явно собиралась залезть ей между ног! Так вот как она вытравляет бабам нежеланный плод!

К счастью, полагаясь на сонное зелье, Локка не догадалась ее связать. Как только их глаза встретились, Айникки изо всех сил лягнула старуху пяткой в нос. Локка охнула и упала, зловещая ложка с лязгом покатилась по полу. Айникки вскочила со стола, кинулась прочь из избы.

Небо уже светлело на востоке — видно, она провела в доме Локки немало времени. Убедившись, что Локка не преследует ее, Айникки остановилась и, тяжело дыша, принялась поправлять одежду. Старуха сняла с нее юбку — спасибо, хоть рубашку оставила. «И куда я сейчас пойду? — подумала Айникки. — Явлюсь домой в одной рубашке, простоволосая, под утро… Да отец с меня шкуру спустит! Была не была, расскажу родителям всё: и про беременность, и про Локку — и все ее бредни передам…»

Айникки дошла до поворота, откуда уже виднелся в предрассветных сумерках ее дом — и остановилась. Ей вдруг подумалось, что она в самом деле на распутье — и от того, куда она сейчас свернет, зависит не только ее судьба.

Допустим, сделает она как задумала: пойдет, разбудит родителей и перескажет слова Локки — всё как есть. Отец, конечно, разгневается, но травить плод не позволит. Ильмо ему в доме и даром не нужен, а наследник, которого он с младенчества воспитает должным образом, — почему бы нет? Локку, конечно, и слушать не станет. Выставит на посмешище. А если упрямая знахарка открыто объявит, что проклятие — на их семье… О, тут Локке придется совсем плохо. Они и так уж давно не ладили. Отец часто говорил, что Локка забрала себе больно много власти. Это в самом деле было так: все ее побаивались, многие — поддерживали. И что начнется тогда? Самое страшное, что можно вообразить, — междоусобица, род расколется надвое. Если одолеют сторонники Локки, семья Антеро будет изгнана — в лучшем случае. А если, что более вероятно, победит отец? Без знахарки роду будет непросто. Кто передаст волю предков? Кто предупредит о грядущей опасности? Кто будет лечить травами и заговаривать болезни? И останутся они дальше жить без колдуньи, брошенные богами, под властью старосты — приспешника проклятого братоубийцы. Дожидаясь скорой и теперь уже неотвратимой гибели.

Но что делать? Можно ли спасти род Калева, не убивая нерожденное дитя? И Ильмо так далеко — ничем не поможет, даже советом…

«Вяйно!» — неожиданно вспомнила Айникки — и ей сразу полегчало. Недаром Ильмо, уходя в Похъёлу, советовал ей перебраться к нему жить. А она вот задержалась. После того памятного гадания и ухода Ильмо отец и мать совершенно переменились. Ни единого недоброго слова о суженом Айникки не слышала, одни похвалы его отваге и молодечеству. И о ней самой так заботились, так лелеяли, что она и подумала — зачем ей переезжать к старому колдуну, если дома стало так хорошо?

«Надо было послушать Ильмо, — подумала Айникки с запоздалым раскаянием. — Разнежилась под родительским крылышком… А живи я у Вяйно, небось кукла Ильматар не заговорила бы со мной!»

Айникки решительно отвернулась от отчего дома. На миг ей стало страшно. Вдруг Вяйно скажет ей то же самое, что Локка?

«Не скажет, — подумала она. — Он ведь пообещал Ильмо меня защитить. А потом, Вяйно знаменитый чародей! Что ему стоит снять проклятие с рода Калева?»