Анна Степанова - ПЛЕНЕННАЯ ДУША

Он не спешил, пока что делая все легко и размеренно, с каждым действием вспоминая ежеутренние нагоняи да наставления мастера Ледогора, но больше — его самого: крепкого, всегда уверенного, не знающего сомнений…

Эдан сделал первый выпад. Мышцы спины потянулись неохотно, почти лениво. Ногу неловко повело в сторону.

Он тихо выругался.

Что ж, долгие недели, проведенные в тесноте корабельного трюма, давали о себе знать. Тело отказывалось подчиняться с привычной легкостью, движения теперь выходили неловкими, медленными до скрипа и, конечно, далекими от совершенства… Оставалось лишь сцепить зубы — да повторять одно и то же, вновь и вновь, потихоньку злясь на себя и собственную неуклюжесть.

А еще — на саднящее чувство потерянности, крепко засевшее в груди со вчерашней ночи.

— Путешествие на Южный никогда не шло мне на пользу! — уже вслух жаловался светловолосый Снежинке. — Теперь и пятерых хилых имперцев хватит, не то, что Амарешевой сотни! Все-таки становлюсь ленивым…

«К тому же — рассеянным…» — вздохнул он, вдруг наткнувшись взглядом на Риэ.

Тот устроился меж колоннами, уронив локти на перила, — и смотрел на утренние пляски здешнего лорда с выражением глубокой задумчивости и отнюдь не праздного интереса.

— Доброе утро! — поздоровался, поняв, что его обнаружили.

— Доброе, — буркнул Эдан с глубоким сомнением, потянувшись к брошенной рубахе. — Воздухом дышишь? — добавил в голос немного сарказма.

— За тобой наблюдаю, — признался юноша, и глазом не моргнув. — Да вот… думаю.

— О чем же?

— О том, как паршиво быть беспомощным! — усмешка Риэ впервые с их знакомства полна была настоящей горечью. — Мне раньше, до той деревеньки, как-то не доводилось в такие истории попадать. Быть избитым, как бессильный, не умеющий дать отпор, ребенок!.. Это унизительно, страшно, просто глупо, в конце концов! И я не хочу еще когда-нибудь испытать такое!

— Да, приятного мало, — осторожно согласился Эдан, путаясь в широком вороте.

— Ты вот на моем месте сумел бы защититься! — не успокоился студиозус.

— Пожалуй, — шнуровка намокла и никак не давалась пальцам. — Так… к чему ты вообще клонишь? — наконец, разобравшись с рубашкой, насторожился мастер.

— А мог бы… научить меня? — помявшись, попросил Риэ, вмиг залившись неловким румянцем, отчего мягкое лицо приобрело и вовсе девичьи черты. Но глаза, напротив, вдруг исполнились решимости, вызывающего, азартного блеска, словно у подростка, на спор решившего влезть на храмовую колокольню, еще трясущегося над собственным безрассудством, но уверенного уже, что не отступит…

— Я знаю, что слаб и совершенно неуклюж, — настойчиво уговаривал он, — но… научи хотя бы основам! Конечно, я и так пользуюсь твоим гостеприимством, и коль тебе затруднительно…

— Я не могу, Риэ! — почти смутился от такой настойчивости Эдан. — Даже для простейших умений нужны месяцы тренировок, а я вообще не знаю, буду ли здесь завтра!

Лицо студента сразу поскучнело.

— Как скажешь, — кивнул он, отступая в полумрак галереи.

— Но я поговорю с Горо, командиром здешнего гарнизона, — легко перемахнув через перила, догнал его молодой лорд. — Он уж точно за тебя возьмется! А там… кто знает! Кстати, насчет «гостеприимства», — помолчав, вдруг добавил он. — Плохой из меня хозяин, ведь до сих пор я не показал тебе главную достопримечательность здешнего дома!

Отряхнувшись, будто пес, от влаги, потянул Эдан юношу за собой — вглубь хмурых, темных в этот час, коридоров первого этажа. И почти носом ткнул в неприметную узкую дверцу, больше всего смахивающую на вход в чулан.

— Это чтоб кто попало не любопытствовал, — пояснил перед тем, как отворить глухо лязгнувший замок. — Держи! — бросил удивленному студиозусу ключ.

Риэ с опаской переступил порог — и замер, пораженный. Перед ним была просторная, высотой в два этажа, комната — и все стены ее, от пола до потолочных балок, занимали книжные полки! С толстенными, громоздкими фолиантами и с хлипкими, мягкими книжечками. С потертыми, стянутыми медными скобами, древними страшилищами и с изящными красавицами, сияющими золотой краской, новенькой цветной кожей или шелком на обложке. С аккуратно сложенными стопкой костяными пластинами и со скрученными пергаментными свитками в плетеных тубусах… Боги! За собственный дом с такой библиотекой юноша продал бы душу сразу всем десяти дьяволам!

— Оо! — только и смог выдохнуть он, тут же потянувшись к ближайшему корешку да напрочь позабыв о спутнике.

— Наслаждайся, — раздался ему вслед смешок.

Остался Эдан здесь или вернулся к своему недавнему занятию, Риэ уже не видел. Он увлекся, как ребенок новой игрушкой, бродя вдоль полок, перечитывая названия, водя пальцами по корешкам, с трудом вытаскивая тяжелые тома и листая страницы. Времени не замечал, и, наверное, проходил бы вот так до вечера, если бы одна из книг под его рукой не показалась вдруг… странной.

Риэ провел еще раз по кожаному корешку без надписей, ощущая под ним непривычную, деревянную твердость, осторожно потянул — фолиант не поддался, — потом зачем-то постучал, и звук вышел неожиданно гулким. Книга была подделкой.

Сосредоточив все свое любопытство на новом предмете, юноша вскоре отыскал еще пять таких же «книг», подергал их так и эдак, пока за парочкой что-то не щелкнуло, нажал… и расплылся в довольной улыбке. Он ведь не один тайник на древних погребениях открыл! И теперь любовался низким проходом в тесную каморку за полками.

Узкие окошки библиотеки и так пропускали совсем немного танцующего пылинками солнечного света — здесь же вовсе царил густой, затхлый сумрак.

Риэ огляделся вокруг. На краю одной из полок приютилась масляная лампа под громоздким стеклянным колпаком. Ничего, чтоб разжечь ее, рядом не нашлось — и, мысленно поражаясь такой хозяйской непредусмотрительности, студиозус не поленился сбегать на кухню, выпросить у здешней сердитой экономки, госпожи Таны, тлеющий уголек.

Лампа загорелась неожиданно ярким, ровным светом, источая слабый приятный аромат, — и вся тесная потайная каморка стала видна, как на ладони. Книг нашлось здесь не более двух дюжин, а кроме них — широкая, в полстены, карта трех континентов, во многих местах небрежно дорисованная чьей-то рукой.

На карту Риэ уставился, открыв рот. Заполненная гуще и детальней, чем студент когда-либо видел, она не обрывалась на знакомых границах привычными белыми пятнами, но тянулась дальше — через болота и леса Южного континента к неизвестной полноводной реке; через непролазные Северные горы к холодному побережью; от самых крохотных восточных островков, где ютились нищие рыбаки, до дикого, скалистого западного берега, куда не отваживалась ступать нога даже вездесущих варваров…