Арлен Аир - Кружевница

Так же обходила стороной стеллажи с зарубежной литературой. Но чистоту на полках поддерживала и точно знала, где и что хранится. Потому, когда однажды в библиотеку зашёл ливиец и попросил справочник по банковскому делу, я затормозила всего на пару секунд. Попросила ливийца написать название на родном языке и тут же вспомнила, на какой полке стоит книга. Сняла с посетителя отпечаток и отдала справочник.

Вернувшийся их хранилища господин Кейман был весьма озадачен тем, что я смогла правильно найти книгу.

— Юленька, я по-прежнему удивляюсь твоей способности запоминать текст. Ты же ничего не поняла из написанного, но отыскала нужную книгу.

— Так я же все книги чистила. К тому же ливийские буквы мне понравились. А как вы ориентируетесь?

— Я знаю ливийский язык.

Наверно мое лицо выразила всю гамму эмоций.

— Только не говори, что хотела бы изучить этот язык.

— А что нельзя?

Библиотекарь хмыкнул и достал первую попавшуюся книгу на ливийском языке. Ещё в первый раз, когда я увидела ливийские книги, алфавит меня ошеломил. Я ощутила схожие впечатления, как тогда, когда училась писать. Я даже не думала, что буквы могут быть такими. Они напоминали замысловатую вязь, но продуманы были до мельчайшей детали. Гласные и согласные были так взаимосвязаны, что не получилось бы соединить их между собой в неправильном порядке. Можно сказать, что я влюбилась. Влюбилась в это письмо и в этот язык. Господин Кейман только посмеивался. Почему-то ливийский язык мне оказалось проще учить, чем эритский. Возможно потому, что мне нравилась логика построения языка. Я наслаждалось каждой фразой. И конечно повезло, что у меня был собеседник.

В один из зимних вечеров меня вдруг посетила закономерная мысль:

— Господин Кеймен. А сколько языков вы знаете?

Библиотекарь ответил не сразу. Я видела, что он колеблется.

— Девочка, у меня сертификаты на четыре языка. Эритский, Ливийский, Агарский и Анийский.

Увидев блеск желания в моих глазах, он продолжил:

— Получишь первые два сертификата, научу ещё двум языкам.

Про сертификаты я уже слышала. И даже поняла, что пока мне не стоит пытаться сдать экзамен. Мой эритский язык был далек от совершенства. Всё по той же причине — на слух я воспринимала хуже, чем письменный текст. Господин Кеймен рекомендовал читать больше. Теперь возвращаясь вечером в свою комнату, я ещё не меньше часа читала. Через пару месяцев результат стал заметнее, но всё равно запаса слов не хватало.

А вот успехи в изучении ливийского языка у меня были на порядок выше. Потому господин Кеймен разрешил мне пока сдать экзамен по ливийскому языку.

В столичном Университете располагались специальные комиссии, где можно было за умеренную плату получить сертификат. Я заплатила пять серебрушек, заполнила опросные листы и ответила на вопросы экзаменатора. Кстати, расспрашивал он меня не менее часа. Но потом написал заключение и выдал документ.

Я была счастлива. Собственно говоря, это была моя «первая победа». Конечно, хотелось продолжить изучать языки, но я помнила об условиях, что поставил мне библиотекарь. А вот господин Кеймен не стал мучить меня долгим ожиданием. Скорее всего он понял, что эритский язык я буду ещё долго практиковать. Но своё обещание сдержал и начал учить меня языку южных горцев.

Агарский язык мне показался до неприличия примитивным. Предложения в этом языке обычно не превышали трех-четырёх слов. Своего алфавита у агарцев не было, они пользовались эритскими буквами.

В общем, ещё до начала моих школьных экзаменов я получила сертификат по Агарскому языку. Предсказуемо, что лето провела на практике в библиотеке. Возможно, что у куратора были иные планы, но господин Кеймен заранее отослал ректору заявку и написал письмо о том, как я хорошо работаю в библиотеке, а мой уровень знаний магии уже позволяет допустить меня в хранилище. Ректор заявку библиотекаря одобрил, а куратор Дожжик привычно поскрипел зубами.

В этом году на практике я действительно серьёзно работала. Инспектора выдали мне дополнительные медальон-разрешение, который пропускал в скрытое хранилище редких книг. Эти книги вообще никогда не выдавали читателям, но хранили. Господин Кейман сказал, что это конечно, уникальные, древние, но не секретные экземпляры. А вот в королевской библиотеке как раз спрятаны самые «сокровища».

Чистить и ухаживать, за такими книгами, было непросто. Заклинания сохранности со временем ослабевали, их требовалось обновлять. И если на самих книгах пыль не скапливалась, то помещение от этого не было защищено. И самое сложное оказалось поддерживать в хранилище определенную температуру. Даже краткое пребывание человека могло нарушить температурный баланс. Потому мне предстояло носить всё время магический кокон.

Намучилась я в этом хранилище изрядно. Кокон не пропускал температуру. Но уже через пару часов вся влага от моего дыхания стекала в ноги. Приходилось выходить, снимать кокон, сушиться и отдыхать. Уставала я так, что даже мысли не возникало, чтобы взять почитать какую-нибудь книжку в самом хранилище. Но может, если бы мне что-то понравилось, то я и почитала. Но в запаснике хранились обычные исторические хроники, по сто раз переписанные и оформленные в более простых вариантах, без драгоценных камней и тисненой кожи.

Зато после окончания практики мне присвоили степень и добавили десять серебрушек к зарплате.

В начале нового учебного года я порадовалась тому, что уже знаю агарский язык. Мы как раз приступили к изучению географии Агарии. Я же могла читать всю информацию по этой стране непосредственно в первоисточнике. А ещё научилась распознавать жителей этой горной страны. Оказалось, что в столице их довольно много. Может, я и раньше видела агарцев, но воспринимала их, как «не очень симпатичных» коберцев. В заблуждение меня вводили карие глаза и смуглая кожа. Только изучив подробно эту нацию, я заметила, что вообще черты лица у них (по сравнению с коберцами) грубее и крупнее.

Вскоре я попыталась намекнуть господину Кеймену, что готова приступить к изучению анийского языка. Но мой наставник был категоричен — пока не получу сертификат по эритскому, ничего другого учить не будем.

Пришлось смириться и удвоить усилия. Видя мое огорчение, библиотекарь постарался меня подбодрить. Он пояснил, что язык Эриты действительно очень сложный. Да и сами фразы в корне отличается от привычного коберского наречия. В нем нет той логичности, которая присуща ливийскому языку или простоты агарского.

Только в конце зимы я получила сертификат. Радовалась неимоверно. На фоне этих моих забот, учёба в школе мне казалось сущей ерундой. На уроках я изображала тихую мышку. Если спрашивали — отвечала. И искренне удивлялась, тому, что многие ученики не запоминают элементарные бытовые заклинания. Я могла припомнить всё, что мы изучали за весь период.