Александр Прозоров - Креститель

— Вам, смерды, наказ, — обратился к людям хозяин. — Слушать боярина Радула как меня самого. Коли Пребрана доложит, что баловать кто стал — на себя пеняйте. Не спущу.

Появилась и сама боярская дочка — одетая, подобно степнячкам, в шаровары и черную, расчерченную серебряной нитью, войлочную безрукавку поверх атласной рубашки; безгрудая, с узкими бедрами и спрятанными под меховую шапчонку косами, она мало чем отличалась от безусых воинов своего отца — разве только серьги с самоцветами смотрелись не к месту. Еще какая-то девка в простеньком сарафане и льняном платочке забралась на задок одной из повозок.

— Кажись, все, — подвел итог боярин Зародихии. — Так что, доведешь обоз до Полоцка?

Богатырь грозно рванул из ножен булат, заставив попятиться всех присутствующих, положил меч на землю и ударил себя кулаком в грудь:

— Пред ликом Белбога, Ярила и Сварога, прародителя нашего, животом клянусь! Довезу добро, что под слово честное мне доверено, до ворот Полоцких, урона никакого ни обозу, ни дочери твоей не учинив, и другим ничего подобного не позволив!

Бояре, женщины и дворня перевели взгляд на Олега, но тот мотнул головой:

— Не, не стану. Я чародей, мне землей клясться — только Триглаву понапрасну обижать. Или так верьте, или я своей дорогой поеду.

— Да как тебе не верить можно?! — удивился Радул. — Я за ведуна ручаюсь, люди. Не бросит и не обманет!

— Ну, други… — Хозяин поцеловал дочку, потом по очереди обнял Середина и Радула. — Не подведите. Да пребудет с вами милость Велеса и Похвиста. Сегодня же жертву им принесу за ваше благополучие. По коням!

Трое молодых холопов, и Базан в их числе, поднялись в седла, вслед за боярином Радулом выехали в ворота. Следом тронулись телеги. На последней сидел Черный Вавила — видимо, для пригляда за впереди катящимися возами.

Пребрана, усаживаясь на коня, немного замешкалась, а потому выехала из ворот бок о бок с Серединым, ведущим в поводу обоих заводных коней — и своего, и богатырского. Некоторое время они скакали молча, глядя на конопатую деваху, что весело болтала свешенными с телеги ногами, потом боярская дочка вздохнула:

— Веришь, боярин Олег, третий раз всего с усадьбы родной отъезжаю. До того два раза с матушкой и отцом в Полоцк ездили — для хозяйства купить кое-чего, да товар свой продать.

— Извини, красавица, — покачал головой Олег, — я не боярин. Тут ты обозналась.

— Как же не боярин, — не поверила девушка, — коли про тебя все дни старики шептались? Дескать, тот самый, тот самый…

— Может, я и тот, который самый, — усмехнулся Середин, — да только всё равно не боярин. Земли, удела своего у меня нет, в верности никому не клялся, на службе не состою. Так, брожу по свету. Где просят — помогаю. Где не просят — баклуши бью.

— Не может быть, чтобы не наградил тебя никто за службу! — возмутилась Пребрана. — Что же тебе тогда князья молвят, почему награды не дают?

— А ничего не молвят, — рассмеялся Олег. — Потому как с князьями я дела обычно не имею. Я больше с упырями да баечниками сталкиваюсь. Да с мужиками, которым они досаждают. А мужики, сама понимаешь, наделы не раздают.

— Не договариваешь ты, ведун, ох не договариваешь… — глянула на него искоса Пробрана. — Боярин Радул за столом скалывал, княжича ты спас. Как же тебя князь Изборский не наградил?

— А боярин сказывал, что с княжичем я в город возвращаться не стал, только до ворот довел?

— Почему же?

Олег промолчал. Рассказывать о том, что стыдно ему было из-за товарищей своих, коих он назад никого не привел, — тревожить еще не зажившую рану. Придумывать пустую отговорку тоже не хотелось.

Между тем обоз выехал на тракт, повернул направо — дальше, на юг. Из-под многочисленных колес и копыт назад полетела пыль, и Олег слегка приотстал. Боярская дочка тоже придержала коней:

— Ведун, а расскажи, каков из себя Киев-град? А то я ведь, окромя Полоцка, и не видела ничего.

— Рад бы, да что я расскажу, — развел руками Середин. — Не бывал я еще в Киеве. Вот как раз и решил с боярином прокатиться, на стольный город посмотреть. Эй, Радул! Можно тебя оторвать на пару слов?

Богатырь, ехавший во главе обоза, отвернул в сторону, пропустил телеги мимо себя и присоединился к замыкающим. На дороге сразу стало тесно.

— Вот, боярыня интересуется, каков он из себя — Киев? Больше Полоцка, али как?

— Да Полоцк рядом с Киевом, что будка собачья пред усадьбой вашей! — От возмущенного восклицания мгновенно заложило в ушах. — Весь Полоцк в стенах одного токмо детинца княжеского уместится! В нем без слободы ремесленной, пристроек торговых да малых пригородов версты по две в каждую сторону! Стены высоты такой, что лестницы подобной не связать, под тяжестью своей ломаться станет. Сажен двадцать, не менее. Башни по полусотне стрелков вмешают на каждой площадке. А людей в нем живет — не считано. Коли по земле русской всех рассеять, то земли на всех не хватит, от соседей нарезать придется.

— А коли так, — с неожиданной дерзостью возразила девица, — то почто на службе у него в дружине одни варяги?

— Это я, что ли, варяг? — расхохотался Радул. — Кто же тебе глупости таковые сказывал? Уж не полоцкий ли князь? Глупости все это, Пребрана. Варяжские сотни в Киеве и вправду есть. Однако же держит их Владимир не заместо дружины обычной, а в дополнение к ней. Случись, ворог нежданно нападет — это сколько же времени ждать, пока ополчение боярское со всех сторон к столице подойдет? А тут под рукой завсегда кулак железный есть. И удар первый выдержать сможет, и ответный нанести, пока свои рати сберутся. Оттого, что ни год, князь Киевский варягов себе нанимает. Нурманов, данов, голов, немцев[6] всяких. Коли ссора с соседями назревает — больше созывает, коли мир — даже своих к грекам на службу отпускает. Киев богат, ему варягов покупать — бремя малое.

— А ты видел князя Владимира, боярин?

— Как тебя вижу. И видел, и говорил, и обнял он меня крепко, как поместьем награждал. С тех пор каженный раз, как видимся, по имени величает, здоровается. Князя народ любит, боги к нему благоволят, на землях русских покой который год. Вороги со всех сторон со времен Святослава притихли — боятся тревожить рубежи наши. Стыдиться Владимиру нечего. К чему ему за спины иноземцев прятаться? За него любой киевлянин живот отдаст…

Так, за разговорами миновала первая половина дня. Дорога уперлась в ворота Себежа — селения, ненамного большего зародихинской усадьбы и обнесенного точно такой же китайской стеной. Внутрь путники въезжать не стали. Дела у них в ремесленном поселке, занятом в основном выплавкой железа, не было. А коли так — к чему за вход платить? Они распрягли и напоили из протекающего через селение ручья лошадей, дав им небольшой роздых, перекусили еще теплыми пирогами и прилегли отдохнуть в тени подросшего возле стен кустарника.