Чертополох и золотая пряжа - Алёна Ершова
Вскоре белесая мгла поглотила наездника, и уже не было видно ни дикого зверя, ни собак, воющих неподалеку. Гарольд осадил коня, пуская его шагом. Зимний лес, голый, бесснежный, скрипел, стонал, перешептывался. Вдруг, откуда ни возьмись, возникла охота. Всадники в пестрых одеждах летели сквозь туман. Красноухие белые гончие звонко лаяли. Призывно гудел рог. Король, решив, что это его свита, ударил шпорами коня и влился в шумный поток. Огляделся, пытаясь узнать меж пестрой толпы своих подданных, но не увидел ни одного знакомого лица. Среди прекрасных дам и статных юношей не было ни одного, кого б он знал при своем дворе. Гарольда пробрала дрожь, он дернул поводья, пытаясь увести коня, но тот, притянутый неведомой силой, гнал вперед, не замечая своего наездника. Вдруг туман закончился, а вместе с ним исчезла и охота. Конь влетел на поляну и остановился. Гарольд перевел дух и огляделся. Кругом зеленела трава, в ней, сверкая голубыми шапками, ровными кругами росли грибы. Черный кабан, как ни в чем не бывало, рыл землю неподалеку. Король спешился, поудобнее перехватил рогатину и направился к зверю. Животное заметило движение и вперило в охотника маленькие глазки. Легкий хруст ветки прогремел на всю поляну. Кабан, обезумев, сорвался и понесся на короля. Гарольд сжал покрепче рогатину, но, когда она переломилась, так и не пробив шкуру животного, понял: это конец. Желтые клыки вспороли живот, и Гарольд увидел, как его красная кровь льется на зеленую траву, превращаясь в маленькие ярко-голубые грибы. Гарольд зажмурился, прощаясь с жизнью, а когда открыл глаза, то обнаружил себя вновь скачущим среди странных охотников. Взглянул на свой живот, но тот был цел и даже эскофль блестел золотыми львами. Слева раздался заливистый смех. Король повернул голову и утонул в льдистых глазах.
— Ты будешь танцевать со мной? – хохоча, спросила незнакомка.
— Я гоню зверя.
— Ты уверен? – красавица указала за спину Гарольда. Тот обернулся и оцепенел, увидев, как за ним мчится огромный разъяренный кабан. Глаза его пылали красным, а из пасти летела слюна. Гарольд хотел было предупредить спутников, но никого подле себя не обнаружил. Только он и дикий зверь. Но теперь добыча с охотником поменялись местами.
Обезумевший от страха конь гнал, не разбирая дороги. Налетев в тумане на поваленное дерево, он споткнулся и, ломая передние ноги, рухнул на землю. Гарольда выбило из седла. Король пролетел несколько ярдов и упал, ступня хрустнула и вывернулась. Превозмогая боль, он поднялся и огляделся. Вокруг сияла изумрудной зеленью та же поляна с сияющими грибами, а на краю стоял взбешенный кабан. Отступая назад, Гарольд споткнулся о поломанную рогатину. Удивиться тому, как она тут оказалась, не успел. Зверь кинулся на добычу. Охотник выхватил рондель[1] и приготовился к схватке.
Кинжал, нацеленный в шею, даже не оцарапал животное. Уткнулся в жесткую шкуру, выгнулся, словно лук, и разломился надвое. И вновь Гарольд увидел острые желтые клыки и собственную кровь, толчками льющуюся из горла. Вцепился в жесткую щетину и прохрипел:
— Тебе не совладать со мной, тварь!
Осознание этого и покой, опустившийся следом, накрыли мягким покрывалом. Веки отяжелели и сомкнулись.
— Эй! Ты что спишь на ходу?! – раздался знакомый девичий голос. Гарольд сдернул с себя оцепенение и чуть не выпал из седла. Во рту было солоно. Голубоглазая красавица хохотала. Охота летела сквозь туман.
— Ну что, младший сын короля, ты потанцуешь со мной?
— Дааа, — собственный голос показался шипеньем змеи.
— Тогда возьми мою руку! – Смех струился, смешивался с туманом, оседал блестящими каплями на лошадиных крупах. Гарольд протянул руку и коснулся тонких девичьих пальцев. Вмиг раздался гул рожка, и странная процессия остановилась. Охотники спешивались, привязывали коней, весело переговариваясь. Туман рассеялся и король, холодея, увидел ту же самую поляну. Ему показалось, что в зеленой траве блеснули обломки ронделя.
— Ты обещал танцевать со мной, — дева обвила его шею тонкими белыми руками.
— Кто ты? – Гарольду нравилось тонуть в синеве ее глаз.
— Я сон меча, прощальное пламя, пища ворон. И ты обещал сегодня танцевать со мной.
Девичьи глаза сверкали, алые губы манили, а тонкие пальцы холодили шею. Король расстегнул ворот дублета, вдохнул холодный воздух и неожиданно для себя рассмеялся.
— Я ничего не понял, о прекрасная дева, но я готов танцевать с тобой, целовать твои губы, ласкать твое тело. Этой ночью я целиком твой.
— Да, люби меня, охотник, люби сегодня, как в последний раз. Пей меня, дыши мной, согрей мое холодное тело.
Гарольд приник к девичьим губам, как жаждущий путник к кубку, накрыл широкими руками хрупкие плечи. Ручьем стекло шелковое платье. Жаром страсти обожгло короля.
— Тут…есть…холм, — дева тяжело дышала, жаля поцелуями, — в нем можно укрыться от посторонних глаз. Пойдем! – Она потянула короля к краю поляны. Махнула рукой, и Гарольд увидел, как раскрывается холм, поросший изумрудной травой. А внутри горят факелы и в отблесках огня видны залы, наполненные золотом.
— Пойдем…— завороженно повторил Гарольд. И в тот момент никто не мог сказать, что прельстило его больше: белизна девичьей кожи или блеск сокровищ. Залюбовавшись, он не заметил, как что-то попало ему под ногу. Споткнулся, опустил глаза и увидел поломанную рогатину.
«Опять ты здесь», — со злобой подумал он, переступая древко.
Спутница заметила это, усмехнулась, протянула руку, чтобы увлечь короля за собой, но застыла с ужасом в глазах. Хрип сорвался с алых губ, и они растаяли, потекли красным потоком на подбородок, шею, грудь… Гарольд неотрывно смотрел на девушку, силясь понять, откуда меж ее двух белых холмов приютилась черная стальная змея.
Меч победно блеснул в лунном свете и скрылся в ране, а дева начала заваливаться вперед. Гарольд подхватил ее, силясь удержать, но тело стало расти, наливаться тяжестью, чернеть и покрываться грубой щетиной. Король не смог удержаться на ногах и упал, придавленный огромной кабаньей тушей. Цвета вмиг поблекли, трава пожухла и покрылась изморосью. Воздух сделался затхлым. Смрад убитого зверя наполнил легкие. Кашляя и отплевываясь, Гарольд попытался выбраться из-под туши. Тщетно. Вдруг чьи-то крепкие руки
