Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

Шлюпки достигли берега без приключений. Зароно собрал людей. Через несколько минут он, Менкара и большой отряд матросов исчезли за деревьями. Три корсара остались охранять шлюпки: тощий остроносый шемит, чернокожий гигант из Куша и лысый краснолицый зингаранец.

С верхушки мачты Конан с острым интересом наблюдал за происходящим. Его судно держалось за горизонтом с поднятым бушпритом, тяжело переваливаясь на больших океанских волнах.

Некоторое время отряд Зароно шел по плотной тропической почве. Тишину нарушали шаги и тяжелое дыхание идущих, чавкающий звук широких кортиков и тесаков, разрубающих сплетение лиан, и шум листьев.

Воздух был горяч и влажен. Пот сверкал на мускулистых руках, могучих плечах, заливая глаза. Запах гниющих растений смешивался с ароматом экзотических растений-цветов, сверкавших золотом, пурпуром и белизной на фоне темно-зеленого леса.

Тут Зароно стал беспокоить другой запах. Через некоторое время он узнал острый змеиный запах. С гримасой отвращения он поднес к лицу блестящий шарик, в котором виднелись вкрапления цитрона и цинамона. Но даже душистый шарик не мог перебить запаха змей. За всю свою карьеру пирата он посетил множество маленьких океанских островов, и ни один из них не был прибежищем змей.

Было душно: тесно растущие пальмы, сплетенные цветущими лианами, не пропускали морского бриза. Взмокший от пота, Зароно внимательно смотрел вперед.

— Кроме скопления проклятых змей, я не вижу опасности на этом острове, — сказал он Менкара.

— Вы что, действительно ничего не заметили? — слабо улыбнулся маг.

— Кроме змей и жары, ничего, — пожал плечами Зароно. — Я ожидал сверхъестественных ужасов и разочарован. Никаких привидений и призраков — нет даже бормочущих мертвецов, вылезающих из могил. Ха!

— Как грубы ваши чувства, северянин! — задумчиво и холодно посмотрел на него Менкара. — Неужели ты даже не слышишь этой тишины?

— Хм… — сник Зароно. — Что ты хочешь сказать этим…

Зароно похолодел. В самом деле, джунгли были удивительно безмолвны. Никто не ожидал найти на маленьком острове больших зверей; но ведь должны же быть слышны пение птиц, шорох пробегающих ящериц и ползущих крабов, шум листьев качающихся пальм. Не было слышно ни звука, как если бы джунгли задержали дыхание и смотрели невидимыми глазами.

Зароно выругался, но тут же собрался с мыслями. Занятые прокладкой пути через заросли, люди еще ничего не замечали. Зароно сделал знак Менкара держать язык за зубами и пошел за отрядом. Но чувство, что за ними наблюдают, не прошло.

К полудню корсары достигли цели. К своему удивлению, пробившись через плотные заросли, они оказались на открытом месте. Джунгли неожиданно закончились, как будто боясь пересечь невидимую границу. За этим барьером почва была ровная и песчаная, взрастившая жалкие кустики чахлой, бледной и бесцветной травы. Менкара и Зароно обменялись многозначительными взглядами.

В центре этой мертвой зоны возвышалось таинственное строение, от которого они пришли в восхищение. Зароно не мог угадать его назначение: оно с одинаковым успехом могло быть и гробницей, и храмом, и хранилищем. Это было тяжелое квадратное здание из грубого, необработанного камня, которое поглощало весь падавший на него свет.

Строение грубой кубической формы, но его поверхность была не просто квадратами, а состояла из множества плоскостей и изгибов неправильной формы, ориентированных в самых различных направлениях. Все было так, как если бы каждую часть проектировал свой архитектор или здание было составлено из обломков других построек, собранных наугад в разное время и в разных странах.

Такого стиля он не встречал никогда за свои долгие странствия. Казалось, что строители следовали некой нечеловеческой геометрии — некоему неземному канону в пропорциях и проекте.

Черный храм — если это был храм — высился перед ними в призрачном свете. Зароно почувствовал ледяное прикосновение ужаса, никогда прежде не испытанное. Атмосфера страха, излучаемая черным строением, охватила этого головореза со стальными нервами. Мигая, он смотрел на него, стараясь отыскать источник этого ужаса, который сдавил ему грудь и сжал сердце.

Серое лицо Менкара было покрыто капельками пота. Он прошептал, как бы про себя.

— Все так, как я и думал. Здесь справляли ритуал З’фоума. — Он содрогнулся. — Я не слышал, чтобы этот темный культ возвращался за последние три тысячи лет…

— Что ты там бормочешь, желтая собака, — заорал Зароно, разозлившись от страха.

Широко открытыми глазами стигиец посмотрел на него.

— Защитное заклинание, — прошептал он. — Большой силы. Если бы какой-нибудь глупец вздумал войти в пределы храма без контрзаклинания, его присутствие разбудило бы то, что спит внутри.

— Ну? Ты знаешь такое контрзаклинание?

— Слава отцу Сету, знаю. Мало известно о пра-людях, змее-человеках Валусии. Но из того малого, что мне известно, я могу составить контрзаклинание, но не могу сделать его действие долгим.

— Достаточно долгим, чтобы очистить эту гробницу, я надеюсь, — сказал Зароно. — Сделай все, что можешь.

— Тогда идите в лес, вы и ваши люди, и отвернитесь от меня, — сказал Менкара.

Зароно увел своих корсаров в лес, где они встали спинами к открытому пространству, сбившись в кучу. Они слышали, как Менкара произносил слова на неизвестном языке. Что он делал еще, они не знали. Голос мага казался эхом других, нечеловеческих голосов, которые говорили сухим, скрипящим тоном, как будто его гортань не была приспособлена для человеческой речи. Земля слегка дрожала, и свет слабел, как будто облако закрывало солнце…

Наконец Менкара слабым голосом сказал:

— Идите!

Зароно нашел, что стигиец выглядит постаревшим и усталым.

— Спешите, — пробормотал Менкара, — контрзаклинание не действует долго.

Бледные и в поту, Менкара и Зароно вошли в храм. Внутри было мало света, и лишь немного проникало через открытые порталы, а черные грубые камни поглощали этот свет без отражения.

В дальнем конце комнаты неправильной формы возвышался огромный черный алтарь, и на его вершине стоял идол из серого камня. В идоле сочетались черты человека и жабы, с ясно подчеркнутыми мужскими чертами. Жабоподобный, с мерзкой бородавчатой кожей, восседал он на вершине алтаря. Беззубый рот идола был слегка открыт в бессмысленной улыбке. Надо ртом пара отверстий соответствовала ноздрям, и над ними семь круглых камешков, вставленных в ряд, соответствовали глазам. Семь камней слабо отражали свет, падающий с портала.