Кейт Эллиот - Собачий принц
— Сын мой, — нарушил молчание король. Его голос был грубым, но она видела текущие по щекам короля слезы и услышала в этой грубости всю глубину переживаний прошедшего года и первый расцвет новой радости.
Ничего больше не сказав, король расстегнул золотую, украшенную сапфиром пряжку, снял с плеч короткий плащ и накинул его на плечи Сангланта. Сам — как слуга. Лиат видела, как от волнения дрожат его руки. Перед ним живым стоял сын, которого он считал мертвым.
Санглант рухнул перед отцом на колени, тоже во власти переживаний, и прижал свою влажную голову к рукам Генриха, как грешник, ищущий отпущения грехов, или ребенок в поисках утешения.
— Встань, сын, встань, — быстро сказал король. Потом он тихо засмеялся. — Ты только появился, а я уже слышало тебе множество историй. О храбрости в битве, о твоем сводном отряде…
Санглант не поднял взгляда, но в его голосе сквозила жестокость:
— Я убивал бы и убивал их, если бы мог.
— Боже, помилуй нас, — устало произнес Генрих. Он подхватил сына под локоть и поднял его. — Как ты выжил?
Как бы в ответ — единственный ответ, который он мог дать, — Санглант повернул голову и посмотрел на Лиат.
5Первыми Лавастина учуяли собаки. Они рванулись от Алана — все, даже Тоска и Ярость — и с радостным лаем понеслись вниз по склону, задрав хвосты. К разрушенному лагерю на вершине приближалась группа всадников. Перешагивая через мертвых и умирающих, Алан побрел навстречу отцу.
Вдоль валов, где лежали груды мертвых Эйка, бродили немногие выжившие. Они искали среди трупов раненых, которых еще можно спасти. Алан отдал потрепанный штандарт Лавастину.
— Я уж и не надеялся, что ты жив, — сказал он. Из глаз брызнули слезы.
Лавастин поднял бровь:
— Я ведь сказал, что вернусь сюда, чтобы встретиться с тобой.
Он взял Алана под руку и повел вниз, подальше от предстоявшей здесь неприглядной работы: мертвых Эйка нужно было раздеть, снять с них все ценное и сжечь, своим павшим воздать последние почести. Долина реки представляла собой такое же отвратительное зрелище. Как будто половодье выкинуло на сушу множество трупов и разбросало их причудливыми узорами.
— Наш капитан погиб. Серую Гриву я тоже потерял. Эйка нас совсем задавили. Так мало выживших…
— Удивительно, что вообще кто-то выжил. Не падай духом, Алан. Я не оставлю семью капитана без поддержки. Я тоже скорблю о нем. А Серая Грива нашлась, она совершенно невредима. Что до Привста… — Он потрепал собак, позволив им облизать себе руку. Что это блеснуло в уголке его глаза? Если и слеза, то ветер с реки быстро высушил ее.
Да и была ли она? Игра света и тени, не более того.
Их окружили пехотинцы Лавастина. Они рассказывали графу о подвигах Алана, о том, как он собственноручно поразил гиганта принца, как сиял неземным, конечно же божественным светом.
Алану было стыдно слушать этот рассказ, но Лавастин лишь серьезно кивал, положив руку на плечо сына с таким видом, как если бы хвалили его собственность. Лишь лорд Жоффрей нетерпеливо ерзал, оказавшись в тени своего кузена.
— Пора отправляться к королю, — сказал Лавастин. — Следует представиться ему и обсудить кое-какие вопросы.
— Здесь тоже работы по горло, отец…
— Мы убили Кровавое Сердце, разгромили Эйка. Все получилось, как я запланировал.
— Кузен! — вырвалось у лорда Жоффрея. — Вот это было запланировано? — Он показал на остатки кавалерии Лавастина — полторы сотни усталых, израненных всадников. У Алана осталось менее сотни пехотинцев, столь же грязных и окровавленных. Лицо Лавастина тоже не блистало чистотой. Одна щека была разбита и покрыта множеством мелких порезов.
Ветер играл штандартом Лаваса, собаки на ткани шевелились, как будто учуяли вдали добычу. Граф вытащил из своей светлой бороды веточку и отбросил ее, недовольно поморщившись. Ветер пах кровью и смертью. В воздухе уже кружили падальщики, но по полю сражения бродило слишком много народу, сдирая с Эйка кольчужные юбки, собирая оружие и проверяя, нет ли среди тел раненых, которым еще можно оказать помощь.
— Я тоже скорблю о потерях, как и всегда. Но мы взяли Гент без помощи короля. Поэтому, когда мы встретимся, я смогу преподнести город в дар Генриху.
— И какой от этого прок? — спросил Жоффрей.
— Польза не мне. Ему. — Лавастин указал на Алана. Жоффрей заметно побледнел, но смолчал.
— Гент взяла моя армия, поэтому у меня есть права на город.
— Но эти земли наследуют дети графини Хилльдегард, — возразил Алан.
— Если они еще живы. Если они пережили зиму и рейды Эйка. Если ее родня достаточно сильна, чтобы повлиять на короля. Но если Генрих склонится ко мне, почему бы ему не отдать Гент, который, кстати, принадлежит его короне, в приданое Таллии? Тогда он перейдет в наши руки при заключении брачного договора. Или как утренний подарок. Будучи дочерью герцогини, она может сделать такой подарок тебе как сыну простого графа. — В последних словах Лавастина сквозила ирония. — Ты тоже можешь символически одарить его. Разве не так, Жоффрей?
Жоффрей просто кивнул головой. Земли и наследное имущество его жены Альдегунды стоили больше, чем все, на что он мог хоть когда-то надеяться, — например, графство Лавас.
— Сколько раздоров возникло из-за того, что жених и невеста равного ранга старались перещеголять друг друга богатством утреннего дара, сколько крови пролилось! Более весомый дар от новобрачного низшего ранга считался, да и сейчас считается, вызовом, оскорблением. Вот мы и не будем прямо просить у короля Гент. Но через Таллию мы можем заявить притязания на эти земли и на долю прибылей с торговых и портовых сборов.
Они отправились в путь. Три десятка всадников и вдвое большее число пехотинцев представляли собой довольно странную, но внушительную процессию. Когда они пересекли поле отгремевшей битвы и добрались до лагеря короля, сгущались сумерки. Над королевским шатром вечерний ветерок трепал знамя Генриха. Перед шатром сколачивались столы и выставлялась снедь для праздничного пира. В основном готовили мясо. На превращенных в пастбища пашнях вокруг Гента во множестве виднелись стада крупного скота, козы, отары овец. Хлеб, испеченный в Стелесхейме перед отбытием в Гент, не очень свеж. Были припасены и различные редкие яства и напитки. Король должен отметить такую победу достойно.
Вместе с Аланом Лавастин преклонил колени перед королем и весьма уверенно, чуть ли не дерзко, преподнес ему Гент. Он имел на это право, так как его войска стояли в воротах города. Но Генрих ожидал этого. Стул справа от короля пустовал, и Генрих пригласил графа занять это почетное место.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});