Мария Капшина - Идущая

— Думаешь, не поверят? — усмехнулась Реана. — А ты бы сам поверил, что подчиненный врёт, прикрываясь моим именем?

Офицер призадумался, потом первый раз усмехнулся в ответ, хоть и не вполне уверенно.

— Я скоро вернусь. Только не подумайте, что это угроза! — рассмеялась она, махнула рукой и вышла.

Она не заметила, что уже через пару десятков шагов её походка изменилась с беззаботно-лёгкой на резкую, а осанка — с гордой на высокомерную. Поклоны и взгляды стражи, как и стены Веройге, слишком мало накопили отличий за триста лет.

Встречные слуги шарахались от вооруженной ведьмы, а придворные — косились, как на дикого зверя, которого пьяный дрессировщик объявил ручным да спустил с привязи. Перед толстой резной дверью красного дерева стояла охрана, с самым решительным видом скрестившая алебарды. Первый стражник отличался широкой бородой и носом, походившим на клин, плотно вбитый между сурово сдвинутыми бровями.

— Его Величество у себя?

— Так точно, госпожа. Велено никого не пускать!

Реана раздраженно вздохнула, нетерпеливо постучала пальцами по ножнам меча. Второй стражник (помоложе, глядевший скорее хитро, чем сурово, и щеголявший усами при гладком подбородке) заговорил раньше неё — она успела только набрать воздуха:

— Но для ведьм велено делать исключение!

Первый издал невнятный возмущенный звук и обернулся к нему. Реана рассмеялась, второй стражник с умудренным видом подмигнул ей, пряча улыбку в усы.

Что же ты делаешь, Реана! Тиарсе Маэтишеной, помоги ей!

— Что-то случилось, Раир? — спросила она. — Ты так смотришь…

— Поглядись в зеркало, — тихо сказал Раир. Она удивлённо на него покосилась. Раир указал на зеркало. Реана пожала плечами, хмыкнула и подошла к стеклу. Оттуда на неё подозрительно и снисходительно глянули холодные изумрудные глаза с резкого лица цвета тёмного меда. За правым плечом появился Раир.

— Эттэй.

Реана вздрогнула, посмотрела его отражению в глаза. Два колодца грусти в непроницаемой серой кайме.

— Да брось! — она мотнула головой, сбрасывая наваждение. — Разве в имени дело!

— Ты приняла эттэй Реда. А истинного имени у тебя нет.

— Как это нет? — она обернулась. — Почему?

— Не помнишь? Если ты сама не знаешь своего маэто — его нет.

— И что теперь?..

— Ничего. Теперь уже ничего не изменить. Маэто даётся служителем Тиарсе Маэтишеной каждому ещё в детстве, и я не слышал, чтобы когда-то кто-то отступил от этого обычая. Но теперь давать истинное имя уже поздно. Не знаю, что будет с человеком без маэто. Но скорее всего ты просто слишком сильно меняешься, мечешься из стороны в сторону — оттого, что ничто не ограничивает тебя, не назначает предела ["маэто" на эрлике означает не только имя, но и границу, форму, предел]. Ты берёшь имена, не обращая на них внимания, а на тебя эттэй оказывают куда большее влияние, чем на обычных людей.

Реана открыла рот, но Раир остановил её.

— Погоди, я ещё не договорил. Хуже всего то, что ты даже не вслушиваешься в свои имена. Вначале ты взяла эттэй "реана". Пока это имя было единственным, всё оставалось более-менее в равновесии, особенно потому, что ты видела в этом имени значение "бродяга", а не "возродившаяся". А теперь ты приняла второе эттэй, и два твоих имени, поставленные рядом, уже нельзя понять двояко. Реда Реана — это Реда Возродившаяся.

— Давай обедать, — сникшим голосом сказала она. — У меня ещё для тебя новости. И просьба.

На обратной дороге она снова навестила верхний двор, забрала троих пленных и двух солдат (на роли охраны и носильщиков для третьего пленного, тяжелораненого) и отправила одного из местных мальчишек за Хейлле.

В больнице грязи было уже не по уши, как с удовлетворением заметила Реана, — в отличие от работы.

— Дайре, скажи Нанэ разместить троих новых. Желательно вместе. И пусть кто-нибудь следит за ними повнимательней. Только не забудь передать, что с любым, кто будет их шпынять только за то, что они кадарцы, я буду разбираться персонально.

Дайре удивлённо посмотрела на Реану, на "троих новых", на гвардейцев…

— Сейчас, госпожа.

— И проследи, чтобы покормили хорошенько. Одного я сейчас заберу ненадолго…

Реана обернулась к кадарцам. Вернее, к одному из них, раненному в голову.

— Ты ведь Джалар из Эгзарта, я верно поняла?

Тот хмуро на нее посмотрел, но ответил:

— Угу.

— Поразительное красноречие для поэта! — рассмеялась Реана. — Пойдём.

Кадарец прошел за ней через больницу в дальнее крыло, выходившее к реке. Реана чувствовала, как он сверлит ей спину глазами, и усмехнулась, представив, как Джалар гадает, с чего это ведьма повернулась к нему спиной. Куда ему деваться в городе, где он пленник? Разве что к Верго. Но туда ему вряд ли хочется.

Они уже почти дошли, когда их догнала круглолицая, белая от пудры женщина:

— Госпожа, там под дверью парень какой-то пришел, белобрысый. Говорит, что его звали, что его Хейлле звать.

— Проведи ко мне, — кивнула Реана.

Коридор через десяток метров закончился полудюжиной ступенек вверх и дверью, за которой оказалась комната: светлая и почти пустая. Кроме стола, широкой лавки и камина там не было ничего, кроме старой лаолийской сумки в углу. Обживать эту комнату Реана ещё не начинала.

— Садись, — ведьма кивнула на лавку, сама подошла к столу и вырыла из вороха бумаги на нём поднос с кувшином и куском хлеба в тряпице.

— Угощайся.

Поднос переместился к Джалару, на расчищенный клочок стола. Поэт смотрел ошарашено, а ведьма продолжала:

— Я извиняюсь, конечно, но больше ничего нет. Скоро будут кормить всех раненых, но ты ведь и три раза пообедать не откажешься, верно?

— Всё равно ты ничего от меня не добьешься, клянусь Вечными! — объявил Джалар, упорно стараясь выглядеть героически. С набитым ртом это у него получалось не слишком талантливо. Реана смотрела на поэта, жевавшего так, словно это был последний обед в его жизни, и грустно улыбалась.

— Не хочу я ничего от тебя добиваться, Джалар-ахат [поэт, кад.].

— Ну да! — скептически булькнул поэт из кувшина. — А зачем притащила сюда?

— Ты не поверишь, но я просто люблю поэтов.

— Есть? — черные глаза исподлобья уставились на нее. В глазах таилось совершенно неподражаемое ехидство. Реана рахохоталась.

— Кормить. Да ты не дергайся, всё будет хорошо.

— Хорошо для кого?

— Ххек! Для всех.

— Во имя Килре… ты хочешь сказать, что не убьёшь меня?

— Конечно. Разве для этого надо было тебя тащить через полгорода?