Сказочная фантастика. Книга вторая - Уильям Тенн
— Герр Ранильд, водяной! — Рука капитана сомкнулась на рукоятке меча. — Мои предки были юнкерами[15] уже тогда, когда твои ползали по дну среди рыб! И я тоже дворянин, разрази меня гром! Это — мой корабль, я снарядил его на свои деньги, и клянусь божьими костями, вы или будете делать то, что вам говорят, или повиснете на нок-рее!
Кинжал Эйджан вылетел из ножен и сверкнул у глотку капитана.
— Если только мы сами не повесим тебя за твои завшивленные баканбарды! — прошипела она.
Руки моряков потянулись к ножам и такелажным костылям. Ингеборг втиснулась между Эйджан и Ранильдом.
— Что вы делаете? — воскликнула она. — Уже успели вцепиться друг другу в глотки? Вы не получите золото без морских людей, герр Ранильд, а они его — без вашей помощи. Во имя Иисуса, разойдитесь!
Эйджан и Ранильд сделали по шагу назад, все еще пронзая друг друга злобными взглядами. Ингеборг опять быстро заговорила:
— Кажется, я знаю, в чем тут дело. Герр Ранильд, эти дети чистого моря расчесали себя до крови за дни, проведенные в городе, где на улицах роются свиньи, и за ночи в комнатах, полных вони и клопов. Но вам, Тауно, Эйджан и Кеннии, все-таки следует прислушаться к доброму совету, пусть далее и не очень вежливо сказанному.
— К какому же? — поинтересовался Тауно.
Ингеборг сильно покраснела, опустила глаза, переплела пальцы и еще тише сказала:
— Вспомните наше соглашение. Герр Ранильд хотел, чтобы ты, Эйджан, ложилась с ним и его людьми. Ты отказалась. Я сказала, что... буду делать это сама, и так мы пришли к согласию. А ты, Эйджан, очень красива — красивее любой смертной девушки. И с твоей стороны неверно и несправедливо выставлять свои прелести напоказ перед теми, кто может лишь смотреть на них. Наше путешествие под угрозой. Мы не можем допустить никаких раздоров.
Эйджан прикусила губу.
— Я об этом не подумала, — призналась она, но тут же, сверкнув глазами, добавила: — Но чтобы не носить эти воняющие хлевом тряпки теперь, когда уже не надо маскироваться, я лучше убыо всю команду, и мы вчетвером поведем корабль сами.
Ранильд открыл было рот, но Тауно опередил его.
— Пустой разговор, сестра моя. Послушай, мы можем смириться с тряпками, пока не минуем Элс. Там мы нырнем на то место, где стоял Лири, и добудем подходящую одежду... А заодно и смоем по пути грязь от этой.
Так был достигнут мир. Но и после Элса мужчины продолжали с вожделением заглядываться на Эйджан, потому что переливающаяся разноцветной чешуей накидка из трехслойной рыбьей кожи, которую достали для нее со дна моря, почти не скрывала холмы ее грудей и едва достигала бедер. Однако, к счастью для девушки, у них была Ингеборг.
Людскую одежду им тоже дала Ингеборг. До Хадсунда она добралась в одиночку, через леса, полные бродяг. Там ей удалось заинтересовать Ранильда предложением Тауно. Затем она встретилась с водяными на берегу Мариагер-фьорда. Когда сделка была заключена и они ударили по рукам, Ранильд принялся уговаривать своих людей отправиться вместе с ним. Олув Ольсен, сухопарый и угрюмый, с пепельно-бледной кожей, не колебался ни секунды — его жизнью правили нажива и жадность. Торбен и Лейв сказали, что им уже доводилось видеть перед собой острую сталь, а впереди их ждет лишь петля, так что пусть спрут, пусть что угодно другое — какая разница? Палле, Тиге и Сивард позволили себя уговорить. Но последний из экипажа Ранильда, Ааге, отказался, и именно потому вместо него на корабле появился Нильс Йонсен.
Никто не спрашивал Ранильда, что стало с одним из его моряков. Секреты важно сохранять, и даже дворянин иной раз бывает вынужден поработать «могильщиком». Ааге просто больше никто никогда не видел.
В тот первый день «Хернинг» миновал широкие пляжи, мыс Ска, где громыхал прибой, и через пролив Скагеррак вышел в Северное море. Ему предстояло обогнуть Шотландию, затем направиться на юго-запад и проплыть сотню миль мимо Ирландии. И хотя шлюп слыл быстроходным кораблем, ему нужен был посланный Богом ветер, чтобы проделать этот путь менее чем за две недели; так оно на деле и оказалось.
Корабль плыл без груза, с одним балластом, и моряки спали внизу, в просторном пустом трюме Тауно и остальные сразу отказались от этой мрачной грязной, полной крыс и тараканов пещеры, и отдыхали на палубе. Они обходились без спальных мешков или одеял, довольствуясь соломенными матрацами. Когда корабль шел медленно, они прыгали за борт и плавали вокруг него, иногда исчезая под водой на час-другой.
Ингеборг однажды сказала Тауно, что с радостью оставалась бы вместе с ними на палубе, но Ранильд велел ей ночевать в трюме, чтобы с ней мог переспать любой желающий. Тауно покачал головой.
— Люди — жестокие создания.
— Твоя сестра стала человеком, — возразила она. — И неужели ты забыл свою мать, отца Кнуда или друзей в Элсе?
— Н-нет. И не тебя, Ингеборг. Когда мы вернемся домой... Но я, конечно, все равно покину Данию.
— Да. — Она отвела глаза. — У нас на корабле есть еще один хороший парень — Нильс.
Он, единственный из всех моряков, не пользовался ею, всегда был приветлив и вежлив. (Тауно и Кеннин тоже держались подальше от этой трюмной подстилки; ведь ее тело теперь делили не честные крестьяне и рыбаки. Им же самим хватало ласковых волн, игр с тюленями и дельфинами и текучих морских глубин). На Эйджан Нильс лишь грустно поглядывал издали, а когда не стоял на вахте, то застенчиво бродил за нею следом.
Остальной экипаж общался с водяными только при необходимости, но не больше. Они брали пойманную ими свежую рыбу, но съедали ее молча — словно тех, кто ее принес, вовсе не существовало. Ингеборг слышала, как моряки ворчали под нос: «Проклятые язычники... спесивые... говорящие животные... — хуже евреев... нам многие грехи простятся, если мы перережем им глотки, разве не так?.. Ух, прежде чем воткну свой нож в ту голоногую девку, я с ней проделаю и кое-что другое...»
У Ранильда к водяным было свое отношение. Когда несколько его попыток завязать дружбу наткнулись на решительный отказ, он начал их сторониться. Тауно поначалу пытался пойти ему навстречу, но разговоры капитана оказывались или скучны, или попросту внушали ему отвращение, а лицемерить Тауно не умел никогда.
Но Нильс ему нравился, хотя они редко разговаривали —
