Стивен Дональдсон - Обладатель Белого Золота

Дрожащей искалеченной рукой Ковенант указал на гиганта, удерживавшего Линден. Тот не обернулся, но пуговицы расстегивать перестал.

— Я предупреждаю вас, — прохрипел Ковенант, словно в горле его клокотала горячая кислота, — на сей счет Фоул не ошибся. Если вы прикоснетесь к ней, я не стану заботиться о том, что еще будет разрушено. Я распылю ваши души на атомы. Вы проживете ровно столько, сколько потребуется, чтобы узнать, сокрушил ли я Арку Времени.

Твари не шевелились. Казалось, они подбивали его высвободить дикую магию.

— Ну! — отчаянно воскликнул Ковенант. — Попробуй! Только попробуй!

Медленно опустив руки, гигант отступил.

Тело Линден конвульсивно дернулось. Все ее мускулы напряженно дрожали то ли в муке, то ли в экстазе. Затем голова ее резко вскинулась вверх, а в глазах вспыхнул дикий огонь.

Глядя прямо на Ковенанта, она расхохоталась.

Смех ее был безрадостен, жесток и безумен.

— Тогда убей меня, — вскричала она, — распыли на атомы мою душу. Вот будет забавно, когда ты уничтожишь свою же возлюбленную.

В Линден вселился Опустошитель. Он овладел ее волей, и Ковенант ничего не мог для нее сделать. Сейчас, в ужасе и отчаянии, он с устрашающей ясностью понимал, что другого выхода нет. Не могло быть. Из последних сил он пытался заставить себя выпрямиться, унять дрожь в коленях. И твердил имена друзей, словно то была последняя молитва. Морской Мечтатель. Хоннинскрю. Хэмако. Хайл Трой. Все они отдали свои жизни. Другого выхода не было.

— Хорошо, — прохрипел Ковенант. Звук его голоса, казалось, пробудил неистовый порыв дикой магии, но он подавил рвущийся на волю огонь. Подавил в последний раз.

— Ведите меня к Фоулу. Я отдам кольцо.

Другого выхода не было.

Опустошитель дико расхохотался.

Глава 19

Обладание

Но смеялась не она.

Смех вырывался из ее горла, превращаясь в дикий, зловещий хохот. Лицо ее было искажено, как маска демона — как посмертная маска ее удушенной матери.

Но смеялась вовсе не Линден Эвери. Смеялся Опустошитель.

Он обладал ею всецело, словно именно для этого она и была рождена на свет. Для того чтобы предоставить ему тело, стать вместилищем его злобной воли. У нее не было возможности сопротивляться, не было даже голоса, чтобы протестовать. Было время, когда она считала свои руки руками врача, предназначенными для исцеления. Но теперь у нее не было и рук. Она не могла бороться, ибо оказалась заточенной в собственном теле, где ныне властвовало Зло.

И это Зло терзало ее невыносимыми воспоминаниями, поглощало ее, сокрушало ее «я» натиском древней, неодолимой силы. Казалось, вся скверна Солнечного Яда сконцентрировалась теперь в ее мышцах, жилах и нервах. Отвращение и желание тайно правили ею всю жизнь — неприятие смерти и тяготение к ней. Теперь она осознавала возвысившийся до пророчества зов тьмы во всей его полноте.

Она всегда была уязвима для этой тьмы, которую впитала с предсмертным смехом отца и вдавила в горло умирающей матери. Некогда Линден чувствовала себя Страной, отданной во власть Солнечного Яда. Но то была Ложь. В отличие от невинной Страны, она воплощала в себе Зло.

…Ее звали мокша Джеханнум. Она помнила потаенный экстаз, с которым подчинила себе Марида, триумф, испытанный, когда раскаленное железо вонзилось в плоть Нассиса… Она помнила пчел, помнила безумие человека, посадившего паука на шею Ковенанта. С равным успехом она могла бы сделать это сама. Но были деяния и куда серьезнее. Вооружившись осколком Камня Иллеарт, она смогла подчинить себе Великана и, приняв новое имя — Пожиратель Плоти, — повела войско Презирающего против Лордов. И познала вкус победы, заманив защитников Страны в ловушку между собственными силами и Дремучим Удушителем. Лесом, который она ненавидела все эти века — ненавидела каждый его листок, каждую каплю сока. Лесом, который она подвергла бы огню и опустошению, не вмешайся какое-то иное знание, превосходившее ее понимание.

Хитростью ее заманили в чащу Дремучего Удушителя, и она пала жертвой Лесного старца. Тело, в котором она пребывала, погибло в мучениях на Виселичной плеши — и мучения эти пришлось разделить ей…

То была одна из причин, по которым мокша Джеханнум жаждал возмездия. И Линден представляла собой лишь малую крошку для утоления бездонного аппетита Опустошителя. Но он получал удовольствие, смакуя ее мучения. Тело оставалось неповрежденным — он сохранял его для собственного использования, но вновь и вновь с наслаждением насиловал ее дух.

И не переставал смеяться.

Наверное, то же самое испытывала Джоан, когда, погребенная где-то внутри себя, видела себя же жаждущей крови Ковенанта, смакующей его боль. Сейчас Линден смотрела на него глазами Джеханнума. В отвратительном свечении подземных чудовищ он стоял на дне расщелины — бледный, избитый, еле держащийся на ногах. Покалеченная рука бессильно болталась, покрытое кровоподтеками лицо выглядело ужасно — словно его распирал давление удерживаемой внутри дикой магии. Но глаза Ковенанта сверкали так грозно, что мокша Джеханнум не решался нанести новый удар.

— Отведи меня к Фоулу, — повторил Ковенант с. яростью, превосходящей меру любого отчаяния. — Я отдам кольцо.

Это было безумием. Ядовитый Огонь лишил его рассудка.

Будь у нее голос, она бы закричала.

Ибо увидела на его лице ту ужасавшую ее жертвенную улыбку. Но почти сразу же она поняла, что ей нет необходимости видеть ее. Опустошитель мог многое, но одно было не в его власти — заставить свою жертву не осознавать себя. Из его же воспоминаний она знала о том, как былые жертвы, оставив тело во власти мокши, ускользали в беспамятство. Моральный паралич, сделавший Линден легкой добычей мокши Джеханнума, теперь мог стать ее единственным прибежищем. Для этого ей только и требовалось, что перестать цепляться за собственное «я». И тогда она будет избавлена от необходимости видеть неизбежный конец — видеть, как он уступит.

Именно к этому с алчущим ликованием побуждал ее Опустошитель. Он получал удовольствие от надругательства над ее личностью, но, пока оставалось самосознание, от него требовались усилия, чтобы сохранять власть над ней.

Так не стоило ли ей отречься от себя и оказаться, наконец, в безопасности, как чувствовала она себя в безопасности, оказавшись в клинике после самоубийства отца. В полной безопасности, какую дает смерть. То был единственный возможный выбор, и она отвергла его.

Отвергла, собрав всю остававшуюся волю и страсть.

Она уже потерпела неудачу с Джоан, испугалась до смерти одного лишь вида оскверненного Марида, а прикосновение Гиббона лишило ее разума и воли.