Джо Аберкромби - Красная Страна

— Я стараюсь не быть. Что вы хотите?

— Я хочу… — Коска моргая, посмотрел на детей, на Дружелюбного, с одной рукой на плече у старшего и мясницким ножом в другой. Затем на Ламба, зловещего, как могильщик, с обнаженным мечом. Затем на Шай, с направленным на него луком, и на Хеджеса, с арбалетом, направленным на нее. Его костлявые плечи обвисли.

— Мне нужен шанс снова сделать все это. Сделать это… правильно. — Слезы показались на глазах Старика. — Как все пошло настолько неправильно, Темпл? У меня было столько преимуществ. Столько возможностей. Все безрассудно растрачено. Все ускользнуло, как песок, через стакан. Так много разочарований…

— Большинство из них вы навлекли сами.

— Конечно, — Коска устало вздохнул. — Но эти ранят сильнее всех. — И он потянулся за мечом.

Его не было. Он хмуро посмотрел вниз, озадаченный. — Где мой… ох?

Клинок торчал из его груди. Он и Темпл оба смотрели на него, равно шокированные, солнце блестело на острие, кровь быстро капала на его грязную рубашку. Сворбрек отпустил эфес, и шагнул назад, с раскрытым ртом.

— Ох, — сказал Коска, падая на колени. — Вот он.

Позади Темпл услышал щелчок арбалета, и, почти одновременно, другого. Он неловко повернулся, падая в навоз на один локоть.

Хеджес вскрикнул, арбалет выпал из его рук. Из другой его ладони торчал болт. Свит опустил арбалет, сначала выглядя потрясенно, а потом самодовольно.

— Я заколол его, — пробормотал Сворбрек.

— Меня подстрелили? — спросила Шай.

— Будешь жить, — сказал Ламб, проследив полет болта Хеджеса. Он торчал из ее седельной луки.

— Мои последние слова… — Со слабым стоном Коска завалился на бок в грязь рядом с Темплом. — У меня были чудесные… отрепетировал. Что за слова? — И он улыбнулся той ослепительной улыбкой, на которую он один был способен, добродушной и благонамеренной на его глубоко морщинистом лице. — А! Я вспомнил…

И больше ничего. Он застыл.

— Он мертв, — сказал Темпл ровным голосом. — Больше никаких разочарований.

— Ты был последним, — сказал Дружелюбный. — Я говорил ему, что нам было бы лучше в тюрьме. — Он отбросил нож в навоз и похлопал старшего сына Бакхорма по плечу. — Вы четверо можете идти внутрь, к матери.

— Ты подстрелил меня! — взвизгнул Хеджес, вцепляясь в скрюченную руку.

Сворбрек привел в порядок сломанные очки, словно с трудом мог поверить в очевидность своих чувств. — Изумительное искусство!

— Я целился в грудь, — сказал скаут себе под нос.

Автор осторожно обошел труп Коски. — Мастер Свит, я думаю, могу ли я поговорить о книге, которая у меня на уме.

— Сейчас? Я в самом деле не вижу…

— Щедрая доля в прибылях воспоследует.

— … как могу вам отказать.

Холодная вода просачивалась сквозь зад штанов Темпла, хватая его задницу в ледяные объятья, но он понял, что не может пошевелиться. Встреча со смертью определенно может к этому привести. Особенно, если провел большую часть жизни, избегая встречи с чем угодно.

Он обнаружил, что Дружелюбный стоит перед ним, хмуро глядя на тело Коски. — Что мне теперь делать? — спросил он.

— Я не знаю, — сказал Темпл. — Что делают все остальные?

— Я планирую сделать аутентичное описание живности и поселений Далекой Страны, — болтал Сворбрек. — История на века! В которой вы будете играть осевую роль.

— Я осевой, ладно, — сказал Свит. — Что такое осевой?

— Моя рука! — визжал Хеджес.

— Тебе повезло, что не лицо, — сказал Ламб.

Темпл мог слышать где-то внутри звуки плача детей Бакхорма, которые воссоединялись с их матерью. Хорошие новости, как он полагал. Хороший итог.

— Мои читатели придут в трепет от ваших героических деяний!

— Я уже трепещу за них, — фыркнула Шай. — В героический масштаб твоих пищеварительных газов на востоке никогда не поверят.

Темпл посмотрел вверх, наблюдая за тем, как движутся облака. Если Бог был, мир, похоже, был в точности таким же, как если бы его не было.

— Я должен настаивать на абсолютной честности. Я не приму никаких преувеличений! Правда, мастер Свит, это сердце всех великих произведений искусства.

— Совершенно никаких сомнений. Что заставляет меня поинтересоваться — вы слышали о временах, когда я убил огромного бурого медведя ничем иным, как вот этими двумя руками…

Разновидность Труса

Ничто не было таким, как она помнила. Все меньше. Все скучнее. Все изменилось.

Какие-то новые люди построили дом там, где раньше стоял их, и новый амбар. Пара полей была распахана и неплохо всходила, судя по виду. Цветы расцветали вокруг дерева, с которого они сняли Галли. Дерево, под которым была похоронена мать Ро.

Они сидели там, на лошадях, хмуро глядя вниз, и Шай сказала:

— Каким-то образом я думала, что все будет так, как мы оставили.

— Время идет дальше, — сказал Ламб.

— Милый участок, — сказал Темпл.

— Нет, не милый, — сказала Шай.

— Пойдем вниз?

Шай повернула лошадь прочь. — Зачем?

Волосы Ро отросли в бесформенную копну. Однажды утром она взяла бритву Ламба, намереваясь снова побрить голову, и сидела перед спокойной водой, держа свою чешуйку дракона и думая о Ваердинуре. Не могла вспомнить его лицо. Не могла вспомнить его голос или уроки Делателя, которым он так тщательно ее учил. Как все могло смыться так быстро? В конце концов она просто вернула бритву на место, и дала волосам расти.

Время идет дальше, не так ли?

Оно шло в Сквердиле, да; большинство земель очистили и осушили, и поставили под плуг; новые здания выросли везде вокруг; и новые лица проходили, или оставались, или селились ради всех видов бизнеса.

Не все процветало. Клай исчез, и теперь его лавкой управлял пьяный идиот, в ней не было товара, и половина крыши провалилась. Шай переспорила его за один Имперский золотой и дюжину бутылок дешевого спиртного, и выкупила место, как действующее предприятие. Почти действующее, по крайней мере. Они все принялись за работу следующим утром, словно это был последний день творения, Шай безжалостно придиралась, Пит и Ро смеялись, выметая пыль друг на друга, Темпл и Ламб стучали по дереву, и не много прошло времени, пока все не стало немного похоже на то, как было раньше. Намного больше похоже, чем Ро думала.

За исключением того, что иногда она думала о горах и плакала. И Ламб все еще носил меч. Тот, что забрал у ее отца.

Темпл снял комнату через дорогу, и повесил над дверью вывеску, гласящую: «Темпл и Кадия: Договоры, Письма и Плотничные работы».

Ро сказала ему: — Этот Кадия нечасто здесь бывает?