Рейс в Обитель Покинутых - Ана Фьёрд
Что такое ненависть, Сни-Жанна знала не понаслышке. Общинники, несмотря на культ ценности человеческой жизни, умели ненавидеть и делали это с полной отдачей. Сни-Жанну в Снежбурге не любили, она была нелюдимой, ни с кем, кроме Васса, не общалась, её считали странной. А любая странность для общинников уже была причиной ненавидеть. Конечно, первое время, особенно после смерти отчима, она пыталась бороться с ненавистью, чтобы влиться в коллектив, но тщетно. Она была другой, и люди вокруг это подсознательно чувствовали, поэтому боялись и ненавидели. Уже в довольно юном возрасте Сни-Жанна поняла, что бороться с чужой ненавистью бессмысленно, любое противодействие возвращалось сторицей, ей осталось лишь принять и отпустить. Принять. Отпустить.
«Вот оно!»
Неваска внутри её тела билась в замкнутом пространстве, пытаясь вырваться наружу и оставить после себя лишь ледяную пустошь. Сни-Жанна осознала, что всё это время продолжала удерживать внутренние барьеры, пытаясь то ли пленить неваску, то ли не дать ей проникнуть глубже. Это не помогало, вызывая боль и заставляя её биться всё сильнее и яростнее.
Принять.
Сни-Жанна глубоко вздохнула, не ощущая холода снаружи, и попыталась принять происходящее. Ощутить неваску частью себя. Это оказалось несложно, потому что Сни-Жанна уже не чувствовала, где кончается она и начинается всепоглощающий холод. А вот опустить барьеры оказалось не так просто. Казалось, они срослись со Сни-Жанной, стали её неотъемлемой частью. Она понимала, что нужно раскрыться, дать неваске пройти насквозь, словно воде сквозь пальцы, но было страшно, так страшно, что хотелось, наоборот, вцепиться и сделать их ещё крепче и больше. Подсознательно Сни-Жанна так и поступала, но от этого становилось лишь холоднее и больнее. Неваска, сталкиваясь с барьерами, набирала силу, распространяясь по всему телу и замораживая каждую клетку, каждую возникшую в голове мысль.
Сни-Жанна с трудом приоткрыла глаза, поняв, что её лицо уже покрылось тонкой ледяной коркой. Оз умирал. Скрючившись так, что уже стал походить на шар, он на глазах обрастал льдом. И это подействовало. Сни-Жанна разжала обледеневшие губы, со свистом втянула в себя показавшийся горячим воздух и усилием воли расслабилась. Её колени тотчас подогнулись, и она сползла вниз, не упав только потому, что прижималась к стене лбом. Внутренние барьеры вздрогнули и, повинуясь нечеловеческому усилию, взорвались изнутри.
— Я тебя отпускаю! Слышишь?
Неваска, не встретив сопротивления, вырвалась наружу. Сни-Жанна ощутила каждый её порыв как часть себя. Сразу же к ней пришло облегчение, боль отступила, и на Сни-Жанну обрушилось животворящее тепло. Неваска заревела, попыталась вернуться, накинуться, разорвать в клочья, но пролетела сквозь её тело, не причинив ни малейшего вреда.
— Ты не имеешь надо мной власти, — громко сказала Сни-Жанна и от облегчения рассмеялась.
Под грудью, в районе солнечного сплетения, поселилось тепло, быстро распространившееся по всему телу. Волшебство заполнило каждую клеточку и ощущалось так полно, как никогда раньше, как будто борьба с неваской разрушила плотину и бурный волшебный поток разливался сейчас не только внутри, но и снаружи. Сни-Жанна открыла глаза и с удивлением увидела, что её кожа светится. Тёплый золотистый свет разгонял белую мглу вокруг и притягивал синие искры, которые тянулись к нему, как мотыльки к фонарю. Сни-Жанна протянула руку, коснулась невидимой стены, и она рассыпалась белёсым пеплом, тотчас унесённым сильным порывом.
Неваска взревела ураганным ветром и набросилась на две человеческие фигуры жалящими ледяными осколками. Но они этого даже не почувствовали. Золотистый свет стал для них лучшим щитом.
— Ты не виноват, слышишь? — прошептала Сни-Жанна и протянула вперёд руку.
Когда лица Оза коснулся её свет, ледяная маска покрылась трещинами и начала таять. Он слепо повернул голову сначала в одну сторону, а потом в другую, нашёл источник тепла и попытался открыть заледеневшие веки.
— Отпусти прошлое… — прошептала Сни-Жанна первое, что пришло ей в голову.
Раздался треск. Оз с трудом, преодолевая сопротивление ледяной корки, поднял руку, что есть силы сжал пальцы Сни-Жанны и прижался к ней щекой.
— Это ты? — проскрипел он, греясь в ласковом, тёплом свете. — Прости меня, Лирана, я не знал, что так будет. Я не хотел. Прости меня, Мира. Я не смог защитить тебя.
— Ты не виноват, — сказала Сни-Жанна и чуть слышно выдохнула.
Ей не хотелось вводить его в заблуждение, но Оз держал её пальцы так бережно и так нежно, будто они были величайшим сокровищем.
— Я виноват! — его голос дрожал и срывался. — Я должен был предугадать, защитить. Сделать всё что угодно, чтобы ты жила. Я… я не достоин твоего прощения. — Он разжал пальцы и опустил голову, его рука плетью повисла вдоль туловища. — Я не смею даже смотреть на тебя.
— Ты сделал всё, что мог. Я не сержусь на тебя, — Сни-Жанна говорила и всё лучше понимала, что этот спор может продолжаться бесконечно. — Я прощаю тебя…
— Как всегда, великодушна, — его голос задрожал. — Но я себя простить не могу. Я… я ненавижу себя.
И отступивший было лёд вновь начал сантиметр за сантиметром сковывать его тело.
Испугавшись, Сни-Жанна упала перед ним на колени, схватила руку и прижалась к его ладони щекой.
— Послушай, Оз. Я не знала Лирану, не знала Миру, но уверена, что они простили бы тебя. Они бы хотели, чтобы ты жил дальше, творил добро хотя бы ради них. Если ты погибнешь, кто ещё вспомнит о них? Отпусти ненависть, Оз. Направь свою великую силу на хорошие дела. Ради Лираны, ради Миры, ради всей Земли. Ради, — голос Сни-Жанны дрогнул, — ради меня.
— Я не могу жить без них. Они были моим светом. Лирана — любовь всей моей жизни, а я убил её. Мира… Она помогла мне не свихнуться в чуждом мире, а теперь её нет. Я не знаю, что мне делать.
По его щекам покатились слёзы. Оз не понимал, где он, что делает и с кем разговаривает. Он ненавидел себя и не хотел с этим бороться.
— Что бы они сказали, увидев, кем ты стал?
— Они бы стали меня ругать. Она не любила, когда я говорил о ненависти. Она всегда считала, что это чувство слишком хаотично и разрушительно. Она бы осудила меня. Осудила… — Оз надолго замолчал. — Я не смогу с этим