Геннадий Ищенко - Счатсливчик Ген

Все последовали за мной, а один из братьев потянул за веревку спускового механизма. Балка освободилась и, ускоряясь, пошла вверх под действием тяжести противовесов. Когда она приняла вертикальное положение, крепление ящика не выдержало и он, кувыркаясь, полетел в сторону леса. В стоящие на краю деревья снаряд не попал и пролетел между ними. В то же мгновенье в месте его падения что-то сверкнуло и вспухло большое облако черного дыма, а с небольшой задержкой по ушам ударил звук разрыва. Во все стороны от места попадания, кувыркаясь, полетели сучья и оторванные взрывом ветки.

— Не очень зрелищно, — сказал я Игнару, — но если бы поблизости от места падения снаряда в плотном строю стояли солдаты, очень многие из них были бы покалечены или убиты разлетающимися от центра взрыва металлическими осколками. Пойдемте, посмотрим поближе.

Вблизи результаты испытания произвели большее впечатление. Два дерева вообще вывернуло с корнем, несколько других имели сильные повреждения. Многие деревья были посечены обрезками железа и разлетевшимися звеньями цепи. В месте падения ящика дымилась небольшая воронка.

— Не хотел бы я находиться поблизости от того места, куда упадет такой ящик, — передернув плечами, сказал один из мастеров другому.

— Отойдем! — сказал мне Игнар и продолжил, когда мы с ним удалились шагов на тридцать от остальных: — Сколько таких снарядов у вас есть?

— Пока штук тридцать, к лету будет около сотни. Чтобы сделать больше, надо опять направлять людей в горы.

— И всеми собираешься стрелять из своих требюше?

— Я не думаю, что потребуется полностью уничтожать всю армию Гардии, достаточно очень сильно их напугать. Если пехотинцы в считанные мгновенья потеряют несколько сотен солдат убитыми, остальные впадут в панику. А ведь будет много раненных и контуженых взрывами. А с кавалерией совсем просто. Один взрыв поблизости от лошадей, и они обезумеют. Потом всех кавалеристов придется собирать по окрестным лесам. Только все это справедливо и для нас, поэтому я и хочу раньше попасть на границу и поработать и с офицерами, и с солдатами. Надо там осмотреться и все изучить, потом будет некогда.

— А справятся здесь без тебя?

— А для чего я создавал орден и подбирал людей? Много бы я сделал сам? Здесь каждый знает, что он обязан сделать. И эти люди мне преданы.

— А мастера? Они не проговорятся?

— Кузнецы и плотники работают здесь по договору с орденом, здесь же и живут вместе с семьями. А те, которые заняты метателями, останутся здесь, пока не закончат выполнение заказа, а это уже начало лета. Потом, если кто и проговорится, большого вреда не будет.

— Чем тебе могу помочь я?

— Мы уже об этом говорили. Нужно хотя бы наполовину оплатить заказ на требюше, у меня на его оплату не хватит денег. Еще напишите приказ командующему войсками на границе о его подчинении мне. Если есть возможность, надо, не поднимая большого шума, создать хотя бы небольшой армейский резерв. И уберите вы, ради всех богов, капитана гвардии! Я верю большинству гвардейцев, но у капитана в гвардии есть свои люди. При желании он сможет нас с вами очень больно ударить. Герцогу Ланишу в случае войны не нужны смута и смена власти, но я не могу полностью исключить того, что он все-таки спелся с Галидом.

— Ладно, там посмотрим, — буркнул Игнар, недовольный тем, что я опять поднял тему капитана.

— Будем возвращаться? — спросил я. — Нам еще два дня месить грязь на дорогах.

— Сначала я хочу посмотреть, как ты тут устроился. Немного времени я могу на это позволить, когда еще доведется сюда попасть!

Осматривать мои владения Игнар отправился в сопровождении Ральфа и Маркуса, и его любопытство задержало нас на два часа. Поэтому в Расвел прибыли, когда уже стемнело. Мне не хотелось ездить в темноте по городским улицам, поэтому принял предложение Верона у него переночевать и отправился в его замок вместе со своими людьми.

Здесь мы первым делом помылись и переоделись в чистую одежду, после чего немного посидели с хозяевами за ужином и отправились спать в выделенные каждому комнаты. Ночью меня опять разбудили.

"Что за дело! — подумал я, нашаривая в темноте худую девчоночью ногу. — Кого это мне подсунули на этот раз?"

Я рывком сдернул одеяло и в полумраке спальни увидел испуганно сжавшуюся на моем ложе Лису, без признаков одежды на теле. Снятая ночная рубашка валялась здесь же, на полу.

— Это что за явление? — как можно строже спросил я, хотя меня душил смех. — Вот твоя рубашка, одевайся, я отвернусь.

— Но принц… — жалобно сказала девчонка. — В другой раз у меня уже не будет шансов…

Все мое самообладание куда-то испарилось, и я захохотал так искренне и самозабвенно, что, когда пришел в себя, юной соблазнительницы в спальне уже не было.

"Надо было мне стать принцем, — думал я, размазывая по лицу слезы, — чтобы в мою кровать прыгали все девицы от мала до велика. Вот счастье-то! Хорошо еще, что эту дурочку никто не видел. Но она на меня за этот смех будет смертельно обижена. Хотя пусть лучше обижается на меня, чем пестует свои фантазии, которые могут закончиться бог знает чем".

Я снова лег и, немного поворочавшись, заснул. За завтраком девчонка появилась, но сидела на своем месте с пунцовыми щеками и демонстративно не смотрела в мою сторону.

Едва закончили есть, сразу начали собираться в дорогу. Король торопился, и я тоже всеми фибрами души хотел быстрее очутиться дома среди родных людей, подальше от осточертевшей грязи. Благодаря тому, что мы не слишком жалели коней, удалось попасть в столицу еще до темноты.

— Мы проводим вас до Королевской площади, ваше высочество, — сказал мне Маркус. — И не нужно отказываться, вы уже ездили в сопровождении гвардейцев. В случае чего, они не вас будут закрывать от опасности, а его величество.

Я считал это лишним, но не стал отказываться от охраны. То, что произошло через нескольких минут, показало, насколько я был не прав. На подъезде к площади вызванное интуицией чувство страха буквально смахнуло меня с коня. Я почти мгновенно ускорился, освободил правую ногу от стремени и, перенеся вес тела на левую, навзничь упал на брусчатку дороги, успев крутануть тело, чтобы освободить вторую ногу и упасть не спиной, а на бок. Приземлился хреново, сильно ударившись коленом о камни, и тут же был вынужден откатиться в сторону, чтобы не попасть под копыта Зверя, который с диким ржанием встал на дыбы. В следующий миг он замолчал, упал на дорогу рядом со мной и засучил ногами. Когда я поднялся, постанывая от боли в колене, конь был уже мертв. Арбалетный болт, который предназначался мне, пробил ему ногу. Раз коня убила такая рана, вне всякого сомнения, болт был отравлен. Шагах в сорока от меня у стены дома валялся арбалет, а двое братьев волоком тащили к нам стрелявшего. Мне потом рассказали, что после выстрела он пытался перерезать себе шею ножом, но один из братьев успел выстрелить из арбалета. Болт попал в державшую нож руку и выбил его, попутно срезав еще два пальца. Подбежавшие братья оглушили убийцу, связали руки за спиной ремнем и подтащили его к нам. Я опустился перед Зверем на здоровое колено и потрепал рукой его челку. При жизни он любил со мной играть, делая вид, что ему не нравится моя ласка, и намечал укус, хватая меня губами за пальцы. Видимо, коню перед смертью было очень больно, потому, что в его глазах и после смерти была боль. И еще недоумение. Я поцеловал уже остывший нос и поднялся на ноги, скривившись от боли.