Роберт Силверберг - Легенды II (антология)

После завтрака к Терренсу подошел покрытый шрамами сержант с нашлепкой на левом глазу, и сказал отрывисто:

— Барон тебя вызывает.

Терренс зашагал за ним, и его пропустили в палатку барона. Грюдер протянул ему пакет.

— Это для графа. Бароны Монкриф и Саммервиль тоже наверняка вручат тебе свои донесения.

— Так точно.

— Оборонительные бои — надо же! — проворчал себе под нос Грюдер. — О чем только Вандрос думает? — И он, явно желая высказаться, добавил уже погромче: — Я получил сообщение, что другой наш аванпост тоже атаковали — и не далее четырех дней назад! Противник посылает не просто патрули, а крупные отряды. Налицо какой-то план. Если мы собираемся выиграть эту войну, мы должны наносить удары первыми. — Барон уставился на карту, словно желал прочитать по ней будущее. — Позавчера наши ребята напоролись на цурани, — сказал он, подняв глаза, — и это не тот отряд, который ты видел, так что будь начеку. Мне сдается, наши соседи с той стороны хотят продвинуться вслед за нами, когда мы начнем отступать. Потом они окопаются, поставят укрепления, и по весне окажется, что захваченная ими территория увеличилась. Передай это, будь любезен, другим баронам, и скажи, что я буду отступать постепенно, готовый повернуться и дать бой в случае необходимости. Обороняться — как бы не так! Позаботься, чтобы граф Вандрос получил мой рапорт, парень.

Терренс в точности запомнил все сказанное бароном и подождал, не будет ли продолжения, но Грюдер махнул рукой, отпуская его.

Терренс отдал честь, вышел и направился прямо к конюшне. Не прошло и четверти часа, как он уже ехал на Белле через толкотню сворачивающих лагерь солдат. Он продвигался целенаправленно, но медленно, давая застывшей лошади время разогреться.

Земля не успела промерзнуть, и ночной снег под ногами быстро превращался в слякоть. Придется время от времени останавливаться и осматривать Белле копыта, но это еще не та глубокая грязь, что весной стаскивает с лошадей подковы, а с всадников сапоги.

Радуясь, что хоть в чем-то ему повезло, Терренс повернул на юго-запад и пустил кобылу легкой рысью. Лошадь вздрогнула, когда он закашлялся, но Терренс, справившись с приступом, погладил ее, и она успокоилась. Они перешли на походную рысь и начали отмахивать милю за милей.

Терренс натянул поводья. Было тихо, словно погода затаила дыхание перед новым потрясением. Снег перестал через час после его отъезда, но Терренс знал, что скоро он повалит опять. Солнце едва проступало на небе, дразня неверным теплом. Подмораживало, под копытами Беллы все чаще хрустел ледок. Терренс ежился в своем плаще, лошадь выдыхала облака пара, а с запада опять надвигались тучи.

После выезда из лагеря Терренс не заметил ничего необычного, но все время держался настороже. Пробиравшая его лихорадка мешала сосредоточиться, но пока еще он справлялся с болезнью, от которой теперь ломило все кости.

Он дал Белле немного передохнуть, пока оглядывал местность. Тропа пролегала вдоль края леса, тянувшегося на юг. Севернее, где земля шла под уклон, расстилался широкий луг. Терренс искал глазами приметы — карт он с собой не брал из опасения попасть в плен. Как все гонцы, он запоминал карты наизусть и в пути полагался на природные ориентиры.

На дальней стороне луга появилась какая-то группа, медленно движущаяся к нему. Сначала Терренс принял идущих за цурани, но быстро отказался от этой мысли. Эти люди, около двух десятков, шли без строя и какой-либо определенной цели — видно было только, что они стремятся уйти как можно дальше на юг, — и яркие цвета в их одежде отсутствовали.

Терренс ждал их, стоя на месте. Ничего, если он потеряет немного времени — может быть, путники смогут дать ему какие-то сведения о передвижениях цурани на севере или западе. Он уже видел по их платью, что это крестьяне или дровосеки — мужчины, женщины и несколько детей, все нагруженные узлами.

Один из мужчин заметил Терренса, и все идущие принялись махать руками и что-то кричать. Терренс двинулся им навстречу. На середине луга они сошлись. У людей был усталый вид, дети цеплялись за взрослых.

— Здорово! Ты солдат? — Мужчина говорил на диалекте Вольных городов, который Терренс, как уроженец Вабона, понимал неплохо, хотя в их краях пользовались в основном королевским наречием.

— Да — а вы кто будете?

— Мы из деревни Ралинда, в семи милях к югу.

Терренс кивнул — он знал, где это.

— Я думал, ее цурани заняли.

— Заняли, да вчера ушли, все до единого, — сказала одна из женщин. — В прошлом-то году они оставили солдат, чтобы надзирали, как мы работаем, а в этом нет — мы и сбежали.

Терренс указал наверх:

— Как подниметесь, идите на северо-восток, вдоль холмов, а потом по тропе через лес. Она приведет вас в лагерь барона Грюдера. Они как раз возвращаются в Ламут — ступайте с ними, и найдете себе убежище на зиму. Куда они ушли, цурани? — спросил он мужчину.

— На юго-запад.

Терренс произвел в уме быстрый расчет.

— Спасибо. Удачи вам. — Сказав это, он погнал Беллу вверх по склону — дело, он чувствовал, было спешное. Если стоявший в деревне гарнизон ушел не к месту расположения основных войск, на северо-запад от Серых Башен, то он движется на соединение с другими отрядами, а цель в том направлении может быть только одна — лагерь барона Монк-рифа. Терренс подумал, не вернуться ли сказать крестьянам, чтобы передали это барону Грюдеру — но даже если они дойдут до Грюдера засветло, какой бы то ни было бой у лагеря Монкрифа к тому времени уже завершится.

Кроме того, это всего лишь его догадки — он ведь может и ошибаться.

Нутром, однако, он чуял, что ошибки нет.

Он скакал крупной рысью, надеясь поспеть к Монкрифу раньше цурани.

Белла перешла на галоп, и Терренс сохранял аллюр, стараясь при этом не загнать лошадь. Долгие периоды галопа он чередовал с рысью, но с тех пор, как услышал, что цурани ушли из Ралинды, ни разу не дал Белле передышки. Как ни дорожил он своей лошадью, долг обязывал пожертвовать ею, чтобы вовремя предупредить Монкрифа.

Ее тяжелое, хриплое дыхание говорило ему, что она вот-вот рухнет. При этом он знал, что стойкая Белла будет скакать до последнего. Какой страшный выбор! Если Белла падет хотя бы за две мили до лагеря, ему все равно не поспеть к барону вовремя.

Он придержал кобылку, дав перейти на шаг, и через пять минут ее дыхание выровнялась. Терренс вытер лоб рукой в перчатке, чувствуя, как холодные струйки стекают по шее. Со странным безразличием он отметил, что весь взмок под мундиром, несмотря на мороз. В горле пересохло, хотя он то и дело пил воду, легкие сжались, мешая дышать глубоко. Кашель уже три раза заставлял его замедлять бег лошади, перегибаться с седла и сплевывать. Ребра болели.