Девочка и пёс - Евгений Викторович Донтфа
Она внимательно рассматривала этого человека, как будто он был каким-то странным, доселе невиданным ею животным. Но нет, конечно же нет, в нем не было ничего необычного для нее. Банальный, физически развитый самец с хорошей физиологией и удачной наследственностью, успешный результат естественного отбора. Уверенный в себе, нагловатый, ничуть не сомневающийся в том, что его внешняя привлекательность дает ему право быть таковым. С абсолютно убогим интеллектом и с таким же абсолютно нетронутым планом духовного развития. Слова «лучше всю жизнь скучать одной, чем общаться с таким отребьем как ты», вертелись у нее на языке, но она медлила. Суора очень устала и ей жутко не хотелось вступать в конфронтацию с этим примитивным, ухмыляющимся животным. Кроме того, и ей самой это было удивительно, она вдруг ощутила жалость к этому субъекту. Всю свою жалкую жизнь он проведет озабоченный тем чтобы обеспечить себя питанием, совокуплениями, удовлетворением своего эго и получением какого-то уровня комфорта, и так не узнает ничего о той глубине познаний и бесконечности созидания, которые таит в себе мир, а значит и он сам, так как, несмотря на всю свою недоразвитость, он все-таки тоже часть этого мира.
Однако молодой человек вдруг перестал улыбаться. Его взгляд стал серьезным. Как будто он что-то понял. И он неожиданно для Суоры тихо сказал:
— Прошу прощения, сэви. Мне не следовало обращаться к вам подобным образом. Извините меня.
Девушка была слегка удивлена. Словно она вдруг встретилась с маленьким чудом. Тупой хам вдруг вспомнил, что значит быть человеком, смущенный одним лишь ее взглядом. Это было как-то странно. Но она видела что парень говорит вполне искренне. И так и не сказав ни слова, она развернулась и ушла, сопровождаемая Громми Хагом, испытывающим большое облегчение от того что все завершилось столь мирным образом.
Далив Варнего, спустившийся в залу за миг до того как сюда вошла девушка, внимательно наблюдал за ней от одного из столиков. Когда очаровательная незнакомка в сопровождении раненого трактирщика покинула помещение, он уже твердо решил, что попытается завести с ней знакомство. Она была просто умопомрачительно красива.
Суора Эрмейнег с сомнением оглядела предложенную ей комнату.
— Это лучшее что у тебя есть? — Спросила она с ноткой недовольства. В целом обстановка была очень даже приличной и местами даже с претензией на изысканность и роскошь. И легкое раздражение в ее голосе было скорее просто дань формальности, так сказать, чтобы поддержать статус-кво.
— Вам не нравится? — С искренним удивлением воскликнул Громми Хаг. И в его голосе даже проскользнула едва заметная нотка обиды. Это действительно была его лучшая комната. Даливу Варнего и то он дал комнату хуже этой, хотя тот тоже каждый раз требовал самую лучшую и трактирщик прекрасно знал что это очень опасный человек и ему лучше не перечить. Но в глубине души он ненавидел и презирал работорговца и поэтому каждый раз поселял его в комнату, которая по собственному рейтингу Громми Хага была где-то на третьем месте в его заведении.
Молодая женщина прошлась по мягкому ковру и с удовольствием опустилась в кресло, погрузившись в упругие объятья кожаной обивки. Не спуская глаз с озадаченного хозяина «Одинокого пастуха», она сказала:
— Так что здесь все-таки произошло? Ты так и не ответил.
— Туру разбушевался, — с неохотой проговорил Громми Хаг. Ему вдруг показалось что он понял в чем дело. Комната прекрасной незнакомке была вполне по душе и высказывая недовольство, она просто хотела подразнить его.
— С чего вдруг?
Мужчина вздохнул.
— Какие-то нехорошие люди посадили на него слайву.
Девушка скорчила гримасу недоумения.
— Нехорошие люди хотели тебе насолить?
— Да нет, обокрали они этого простофилю.
— Ясно. Ну и как, справились с туру? Без жертв?
— Да, справились, — Громми Хаг осторожно потрогал повязку на голове. — В общем все живы остались, правда одного парня он хорошо располосовал, зашивать пришлось.
— Ну что ж я вижу у тебя действительно приличная публика, — сказала Суора.
Громми Хаг так и не понял сарказм это или констатация факта.
— Кстати, к тебе не заезжала маленькая девочка в сопровождении судьи?
Молодая женщина моментально поняла по выражению лица собеседника, что он знает о ком речь и не просто знает, а эти люди что-то значат для него.
Не давая времени ему опомниться, она быстро спросила:
— Что они делали? Девочка в порядке?
Громми Хаг медлил с ответом, пытаясь понять откуда у странной незнакомки такой живой интерес к племяннице судьи.
— Мне не хотелось бы тебя подгонять, — холодно произнесла Суора, — но поверь, мне очень интересно, что происходит с моей младшей сестрой.
Молодая женщина и сама не была до конца уверена зачем она вдруг придумала эту ложь. Это произошло почти само собой, экспромтом, по вдохновению. В самом деле, этот странный ребенок никто иной, как ее родная младшая сестра. Да, между ними разница лет в пятнадцать, но разве так не бывает? Да, у нее светлые волосы, а у сестры черные, но разве это невозможно? Этот вопрос требовал отдельного размышления. Вроде бы ген блондинов — рецессивный ген, а ген любого другого цвета волос будет доминантным. Но шанс на светловолосого ребенка у пары брюнетка блондин все равно остается, пусть и небольшой. Так или иначе Суора пришла к выводу, что нет никаких сомнений что она и странная синеглазая девочка теперь родные сестры. Это многое объясняло, главным образом ее жгучее стремление найти девочку.
Она увидела как просветлело лицо хозяина гостиницы. Он даже слабо улыбнулся.
— Элен ваша сестра! — Казалось у него не было никаких сомнений на этот счет. — Да пропоет Аарох в дупле Лунного древа, — воскликнул он, досадуя на себя, — как я это сразу не понял. У вас же её глаза.
Громми Хаг впервые увидел как эта прекрасная женщина улыбается.
— Нам все это говорят, — признала Суора.
— Не позволено ли мне будет узнать ваше имя, благородная госпожа?
— Суора Эрмейнег, — просто ответила девушка.
— А ваша сестра, Элен Эрмейнег?
Прекрасная гостья утвердительно качнула головой.
— А господин инрэ — ваш дядя? — В голосе хозяина постоялого двора прозвучало еле заметное сомнение.
Молодая женщина поднялась с кресла и подошла к окну. Некоторое время она молчала, затем медленного произнесла:
— Я думаю, трактирщик, ты достаточно сообразителен, чтобы понять, что этот судейский не имеет к моей семье никакого отношения. — Она повернулась спиной к окну. Ее идеальная фигура, очерченная по контуру багровыми лучами заката, создавала образ чего-то грозного и мистически таинственного. Громми Хаг снова припомнил свою смутную тревогу на
