Юрий Нестеренко - Крылья

Отлично. Это-то нам и надо. А там от Акха до моей цели уже не так далеко.

Кстати, Каайле, видимо, как раз подозревал, что я неспроста пыталась задержать его в Ллойете, а потом оказалась на одном с ним корабле, несмотря на отсутствие свободных мест на борту. Ирония судьбы — тогда-то я как раз понятия не имела обо всех этих шпионских играх… Может, он и стрелял в меня не как в крылатую, а как во вражеского агента? Нет, он не мог не понимать, что ни одна спецслужба, государственная или частная, не стала бы использовать аньйо с такой особой приметой, а тем более посылать его в Гантру…

Ну да черт с ним, надо думать о будущем. Мысленно разыгранный мной диалог — это даже еще далеко не лучший сценарий. Лучший — это если мне удастся улизнуть в порту, Акх-то в глубине континента, и корабль причалит западнее от него. Тогда я и к цели окажусь ближе, и разбирательства с Фах-Ца-Гаром избегну. Правда, за мной могут устроить погоню..: Ладно, будем действовать по обстановке.

Каждый день я выходила на берег и, кутаясь на сыром ветру в шубу, вглядывалась в море, которое все никак не хотело очищаться ото льда. На самом деле я так и не дождалась этого знаменательного события. Ибо уже в начале четвертой декады ожидания, когда я в очередной раз топталась возле обледенелого причала, с тоской озирая горизонт, за мной прибежал какой-то туземец, объяснивший на ломаном гантруском, что меня «весьма зовут». Как оказалось, пока я высчитывала, когда за мной отправится корабль, с севера прибыл посланец на упряжке цуцапи. Это был гантрус, и, как ни удивительно — не думала, что кто-то из них это умеет, — упряжкой он управлял сам. Хотя оно и понятно — он должен был увезти меня, а больше чем двоих, учитывая вес саней, одежды и припасов, цуцапи не потянут.

В путь мы отправились немедленно, и не вдоль побережья, отклонявшегося к западу, а строго на север, в глубь континента. Мой спутник был хмур и неразговорчив; в общем-то понятно, что платили ему не за болтовню, но за весь первый день не обменяться со мной ни словом — это было, пожалуй, чересчур. Я бы подумала, что он немой, если бы время от времени он не покрикивал на цуцапи.

Все же он был представителем цивилизации, так что ночевали мы уже не в снежных домах, а в палатке. Что, впрочем, было сомнительным преимуществом — когда дул ветер и мела поземка (а в первые дни пути погода была совсем не весенней), в палатке было, пожалуй, даже холоднее, чем под снежным куполом. Но гантрус, вместо того чтобы прижаться поплотнее ко мне, как сделал бы не только воцумаки, но и благоразумный ранаец, демонстративно отворачивался носом к стенке. Вряд ли он принадлежал к высокой касте, но он был мужчина — и, соответственно, брезговал прикасаться к женщине вне брачного сезона. «Ну и пусть греется своей спесью!» — думала я, отворачиваясь в противоположную сторону.

Спесь, как видно, согревала не очень хорошо — пару раз я слышала сквозь сон, как он ворочается, вроде бы даже он зажигал масляную плошку — неужели рассчитывал на тепло ее слабенького огонька?

Наконец в одну из ночей — кажется, шестую или седьмую — я проснулась окончательно и, приоткрыв глаза, увидела, как колеблется на стене и потолке палатки его огромная тень. Мне стало любопытно, что он там поделывает. Стараясь не шуметь, я медленно повернулась; он этого не заметил, ибо сидел, отвернувшись в угол, и…

В первый миг мне показалось, что он перерезает себе горло.

Я испугалась не столько за него, сколько за себя: если кто-то из гантрусов желает покончить с собой, ветер ему в парус, но что я буду делать одна посреди снегов, не умея обращаться с цуцапи?

— Что ты делаешь?! — воскликнула я.

Его рука дернулась, и на шее показалась кровь. Однако он тут же отдернул нож, так что, видимо, самоубийство пока не входило в его планы.

— Не лезь не в свое дело, — зло буркнул он.

— Ты водишь ножом по шее, — настаивала я. — Могу я узнать, что это значит?

— Это значит, что мой отец был идиотом! — вдруг вырвалось у него. — Похотливым кретином! Оказавшись в брачный сезон на юге, он предал достоинство касты, спутавшись с воцумаки!

Так вот оно что. Значит, он — полукровка. Действительно, для гантрусов, у которых не допускаются браки даже между кастами, ребенок от дикарки — это чудовищное попрание всех норм. Его отец, должно быть, действительно был не в себе, если признал такого сына.

— Думаю, он уже поплатился за это, — пробормотала я. В чем в чем, а в скорости гантруского правосудия я имела возможность убедиться.

— Да, — ответил гантрус. — Он умер в нищете, а я не был приписан к его касте. Хотя гражданство мне дали, но без права жить в крупных городах метрополии.

— Это, конечно, печально, — согласилась я, — но жил же ты как-то с этим до сих пор. Это еще не повод резать ножом горло.

— Я не режу горло, — пробурчал он. — Я бреюсь.

— Что? — Это слово было мне незнакомо.

— Борода! — снова выкрикнул он с ненавистью. — Эта проклятая тварь наградила меня бородой, как у своих вонючих соплеменников! У нее-то самой небось такого украшения не было!

Я поняла, что он имеет в виду свою мать.

— А-а, так ты срезаешь бороду, — поняла я. — Но зачем?! С ней же теплее. Собственно, у воцумаки она именно за этим и растет…

— Не смей сравнивать меня с этими грязными дикарями, ты, женщина!

Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что я не только женщина, но и крылатая? Может, единственный из всех гантрусов посочувствовал бы, как изгой — изгою? Или, наоборот, возрадовался бы, что рядом есть кто-то, еще более презираемый по гантруским законам, чем он сам? Проверять экспериментально я, разумеется, не собиралась.

Наутро он смотрел на меня, как твурк в зверинце, явно жалея, что сорвался ночью и выдал свою тайну. Больше мы с ним не разговаривали до самого расставания, состоявшегося три дня спустя в небольшом почти полностью деревянном хоокском городке. В какой-то мере мне было его даже жалко. Конечно, его навязчивое желание во что бы то ни стало считаться полноценным гантрусом вместо того, чтобы послать подальше этих спесивых снобов с их дурацкими кастовыми законами, вызывало лишь брезгливость. И все же… всю жизнь, изо дня в день, брить волосы на лице и шее… это, должно быть, действительно ужасно. Крылья, по крайней мере, можно просто спрятать под накидкой.

Итак, он доставил меня в городок, где имелось торговое представительство компании Фахов, и сдал с рук на руки следующему представителю Фах-Ца-Гара, рангом повыше приказчика в фактории. Тот потребовал у меня депешу, но я настояла на том, что имею указание доставить и вручить ее лично. Кстати, если бы я и в самом деле исполняла шпионскую миссию, это было бы резонно — вряд ли этот представитель компании на юге, откуда Фах-Ца-Гар не ждал никаких посланцев, был в курсе его тайных операций. Гантрус недовольно поморщил свой толстый нос, но однако же выделил мне сопровождающего — коренастого плечистого субъекта, при взгляде на которого я не могла понять, защитник это или конвоир. Звали его Пэх. Свое полное имя он не сказал и вообще был ненамного разговорчивей своего предшественника.