Анна Оуэн - Стальное зеркало

Услышав такое, де Жилли глубоко задумался и так, в задумчивости, не обращая внимание на встречавшихся по дороге знакомых, вернулся обратно к генералу. Попытался разглядеть его заново — может, не заметил чего-нибудь? Ага, с утра не заметил — на воротнике пятно… три пятна. В бородке крошки. На рукав и вовсе посмотреть страшно, это господин генерал чернильницу опрокинуть изволили, и внимания не обратили. И вляпались, разумеется. Бедные его денщики, стараются же, а толку-то никакого.

И вот где тут помещается — да он же Гуго по плечо, а де Жилли ростом пошел в материнскую родню, не повезло — эта самая вечная правота? Чудны дела твои, Господи!..

Дени де Вожуа, капитан, а с начала марсельской кампании еще и один из советников командующего — хотя на вопрос, зачем де Рубо советники, не мог бы ответить никто и меньше всех сам де Рубо, — проследил за взглядом порученца. Ага. Чернила. Влез по самый локоть. Что бы сказала госпожа Пернетта? А ничего бы не сказала. Велика важность — чернила. Ну не дал Господь мужу умения правильно себя поставить. Вещи его не слушаются, совсем совесть потеряли. Но уж если вспомнить, чем его Господь наделил, да через край — так и жаловаться даже не грех, а глупость. А чернила потом отмыть можно.

Удивительное дело — не так уж много в доме предметов, с которыми можно столкнуться, но опытный следопыт с легкостью мог бы восстановить все передвижения генерала… Сейчас Дени больше всего беспокоили чернильница и черный, местной глины, узкогорлый кувшин с молоком. То и другое стояло на столе — а значит, появление новой лужи в самом неудобном месте было только вопросом времени. Пол не земляной, дощатый, поди отскреби его потом…

Иногда Дени казалось, что де Рубо — отличный стрелок, вполне терпимый боец и великий полководец — просто морочит им голову. Изобрел себе смешную слабость, на фоне которой все его достоинства кажутся простительными — и прячется за ней как за бруствером.

А порученец забавный. Восемнадцатилетний балбес во всей своей красе. В отличие от многих сверстников — исполнительный, даже с инициативой, и неплохо воспитан. Хотя как посмотришь на этот вечно полуоткрытый в изумлении рот, так и трудно поверить, что Гуго вообще наделен хоть каким-то разумом. И даже не верится, что сам был таким, да, наверное, и не таким, а похуже — куда заносчивей. Потому что когда дело доходило до приказов сродни тем, что отдавал генерал юноше, Дени еще и пытался спорить, жаловаться… потом понял. Интересно, а этот поймет?

Есть люди, которые умеют учить — Колен де Рубо не умеет. С людьми у него выходит получше, чем с вещами, но тоже тяжело, со скрипом. Вот он и устроился — делает молодых своими глазами, приучает видеть то, что видит он, так, как видит он — все, сразу, и без разрывов. Состояние свиньи — и настроения в полку; поносы — и источники воды; чирьи — и закончившиеся лимоны; собранное оружие, отбор людей в фуражиры, порядок снабжения — и отсутствие возмущений в тылу. А это еще не дошло до самого дела — это пока просто способы довести армию до места и сохранить для боя…

У порученца глаза живые, любопытные. Это хорошо. Сидел он в своем поместье при батюшке, потом послужил где-то в столице — и решил, что война есть нечто в духе «прискакали-победили». Если не отучится так думать, быть ему живым недолго. Сколько-то атак, может быть, и переживет. Но через дурость свою кончится. Через дурость, через невнимание и презрение к «мелочам» — фуражу, амуниции, здоровью солдат, снабжению, чистоте питьевой воды, прочности и удобству солдатской обуви, маслу в солдатской каше… Юный Гуго пока что не знает, откуда что берется, сколько стоит и, главное, зачем нужно. Или поймет, или — да много таких Гуго, каждый год по десятку пытаются пристроить поближе к генералу…

Де Рубо кивнул, махнул рукой — уронил очередной отчет. Дени наклонился, поднял, положил на скамью рядом с собой. Ходячее недоумение наконец-то подобрало челюсть — хорошую такую, тяжелую челюсть — и удалилось восвояси. Едва не стукнулось лбом о низкую притолоку, и был бы это третий раз. А еще на других косится…

А генерал посмотрел на Дени, поморщился, пожал плечами… навес над свиным загоном солдатики не поставили — хотя дожди, а работы немного. Не потому что лень. Просто зря возиться неохота. Штурма ждут. И не они одни ждут.

Ждут повторения мартовской кампании, когда де Рубо просочился, откуда не ждали, застал аурелианцев врасплох — и просто снес их в море от Арля до Марселя, выровняв границу. И Арль взял. Чисто, тихо и почти бескровно. Покончил с этим позором, когда древняя столица страны, давшая ей название — да в чужих руках.

Но в Арле и на подходах к Арлю было куплено все. А в Марселе — сорвалось. А укреплен город хорошо и гарнизон там большой. А еще туда сбежались те, кто уцелел в начале марта, когда еще было куда отступать. Штурм обойдется дорого, слишком дорого. Даже удачный штурм. И когда Аурелия, Рома и Толедо заключат-таки договор — и придут, разнесенный город будет не удержать.

Марсель — лакомый кусок для всех. Для Аурелии — самый ценный ее порт, и торговый, и перевалочная база на пути к Роме, Неаполю и Сицилии. Для Арелата — возможность наконец-то выйти к морю и перестать зависеть от Галлии и Аурелии, а особенно от проклятых генуэзцев, дерущих три шкуры. Для Галлии — опора их соперников в торговле и войне, порт, который очень хочется сделать своим…

За слюдяными стеклами — дождь. Если бы не свечи, в доме было бы темно, почти как ночью. Юг. Слюда в окнах здесь не признак достатка. Свечи чадили. Дени поискал взглядом щипцы, не нашел — опять куда-то запропастились. Да тут черта спрятать можно: где не куча сырой одежды — там бумаги, упряжь, поставленные друг на друга сундуки и сундучки, вообще неведомый какой-то хлам… самая большая комната крестьянского дома, в которой поселился де Рубо, приходила в такой вид через час после каждой приборки. Только заглянув в соседние, можно было понять, что на самом-то деле денщики стараются. Просто беспорядок заводился вокруг генерала сам, как черви в Аду — из гниения грехов грешников.

Кусок сыра один, хоть и смачный, а крыс вокруг — не одна стая. Даже Толедо, у которого портов-то хватает, от Барселоны до Кадиса, и то имеет свои интересы в этой войне. Совпадают они с интересами Аурелии, разумеется. Толедо и Орлеан всегда сумеют договориться.

Ничего, вернули себе Арль — присовокупим и Марсель, подумал де Вожуа. Только не так легко и быстро, как пока мечтает юный Гуго. Нужно подкрепление с севера. Нужно, чтобы Галлия передумала бить в спину возле границы с Алеманией. То есть — время, время, и при том надо успеть раньше, чем в Орлеане подпишут договор и отправятся снимать блокаду. А пока наше дело — ждать, и ждать так, чтобы через месяц-другой, когда придет еще одна армия, нанести удар практически сходу.