Наталия Ипатова - Ледяное сердце Златовера

Я встряхнулся. В конце концов, я явился сюда защищать не интересы саламандр как свободного народа, а только ту самую, пресловутую, извечно попранную совесть. Только Звенигор может решить, когда время для усовершенствования форм правления и международной обстановки, а когда — для обычной сыновьей преданности. И делать выбор он тоже намерен сам. Он сейчас жизнью будет рисковать, чтобы завоевать себе это право на выбор. Нет, Звен, пусть все эти странные создания, на взгляд неотличимые от людей и облаченные в траурные одежды цвета пепла, ожидают, что ты будешь играть по их сценарию, на их потеху. А я не предам.

— И почему это все вы так уверены, что я управлюсь с этим драконом, а не наоборот? — краем рта, почти не разжимая губ, буркнул саламандр. — Я не вижу ни малейших оснований для подобного оптимизма.

Я не успел никак пошутить, как нечто особенное, происходящее внизу, у самого входа в зловеще чернеющее отверстие норы, приковало к себе мое внимание. Впрочем, особенным это было лишь для меня одного, Звенигор по тому поводу вообще никак не отреагировал.

Немногочисленная процессия чрезвычайно достопочтенных саламандр миновала плотный строй стражи, без колебаний расступавшийся перед нею, словно все они имели несомненное право находиться здесь. Насколько мне видно было сверху, процессию составляли несколько пожилых мужчин и одна молодая черноволосая женщина в бархатном плаще глубокого винного цвета. Они остановились на площадке перед входом, расчищенной и тщательно посыпанной песком. Я заметил, что женщина поглядывает в сторону норы с опаской, все же остальные ничуть не обращали внимания на потенциальное присутствие дракона. Высокий вельможа с окладистой бородой что-то сказал девушке, она опустилась перед ним на колено, он поднял ее и поцеловал в лоб. Похоже было на то, что они родственники, и что ритуал сознательно разыгрывается напоказ.

Бородатый господин снял с девушки плащ, и я чуть было не ахнул вслух. Девица была полуодета… и вообще, она оказалась именно той степени пухлости, какая меня привлекает. Некоторое время я, не отрываясь, созерцал аппетитные округлые плечики. Между тем, девушка опустилась на разостланный на песке плащ, составивший с белизной ее кожи поразительной красоты контраст, соблазнительно изогнулась там и замерла, словно закаменела. Скажу честно, я ожидал от саламандр чего угодно, но только не церемониального стриптиза.

— Кто это? — шепотом попытался выяснить я у стоящего рядом Звенигора.

Тот бросил вниз беглый взгляд.

— Приманка.

— Для кого?!

— Доподлинно известно, что для дракона в гастрономическом отношении нет ничего привлекательнее девицы. Право, не знаю, что я буду делать, если он не выползет.

«Будь я драконом, — в веселом отчаянии подумал я, — я бы выполз!»

— Она рискует?

— В той же степени, что и я.

— Она идет на это добровольно?

Звенигор ненадолго, но веско задумался.

— Понятия не имею, — наконец сказал он. — Я и ее-то в первый раз вижу. Скорее всего, какая-нибудь кузина из дальних. Считается, что ей оказана большая честь. И предполагается, что я должен как-то отметить семью.

«Да, — кисло подумал я, — последнее соображение, кажется, и лишает тебя романтического взгляда на кузин. А может быть, тебя способно взволновать только ее ящеричное воплощение?» Впрочем, предстоящее Приключение обещало дать ответ на многие вопросы, и этот я отложил в памяти.

Однако и мне настало время отойти в сторонку. Диадохи — «стервятники», по меткому определению Звенигора — обступили принца, как бы давая ему последние напутствия, а на самом деле стремясь подчеркнуть свою значимость. Я нашел рядом лежащий плоский камушек, уселся и стал наблюдать развитие сюжета с интересом, переходящим в искреннее беспокойство.

Звенигор использовал движущую силу каменистой осыпи, чтобы соскользнуть на самое дно ущелья, причем проделал это весьма непринужденно: не только оставшись на ногах, но даже ни разу опасно не покачнувшись. Теперь вокруг него образовалось обширное пустое пространство. Оно и понятно, он стал общепризнанным солистом, а «приманка», широко раскрытыми глазами наблюдавшая за происходящим, была не в счет.

Звенигор встал между девушкой и норой, спиной к зрителям и лицом к наползающей опасности. Будучи к ней ближе всех, он первым услышал то, что через полминуты донеслось и до всех прочих нас, а именно: звяканье металла о камень, тягостные вздохи, временами переходящие в подвывание, невидимое движение большого тела в пустоте. Внимательно следя за другом, я подумал, что тот зря комплексует по поводу своей амуниции. Звенигор не был похож на идиота. Скорее, он сильно смахивал на настоящего героя, и если кто и был в этой обстановке неуместен, так это я сам со всеми своими ехидными мыслями. Но, придирчиво рассматривая обстановку, я вдруг обнаружил нечто совершенно несообразное: у Звенигора не было никакого оружия! Ему совершенно нечем было поразить дракона насмерть! Одна мысль в момент разрослась, заполнив собою весь пожалованный мне природой размер интеллекта: дурака подставили, а я не проследил! Но было поздно. Опасность наползала, и когда наползла, всем стало очевидно, насколько она велика.

До сих пор можно было лелеять какие-то надежды, но когда дракон высунул из пещеры долотообразную башку, украшенную по бокам бахромой костяных выростов, оглядел сборище топазовыми глазами с вертикальным кошачьим зрачком и громко, сладострастно принюхался, стало ясно, что это старый дракон. Его броня была медно-красного цвета, позеленевшая от времени на хребте, локтях и коленях, и он заполнял собой всю ширину лаза. Он будто разматывался из клубка, спрятанного где-то в глубине, так бесконечно долго изливалась из тьмы его могучая шея, мощно были обрисованы костлявые ключицы, угловатые плечи, от которых убегали в глубину компактно сложенные на спине крылья. Он успел размотаться где-то до середины груди, когда обратил внимание на принца, стоящего чуть пригнувшись и по-вратарски напружинив ноги где-то возле его передней лапы. Я искренне пожалел, что не позволил Звенигору хлебнуть еще раза два. Поистине, у этого страха были большие глаза.

Уползти обратно дракон не мог. Драконы, как и змеи, не умеют пятиться, и для того, чтобы вернуться в пещеру, он должен был сперва полностью выбраться наружу. Он огляделся, медленно поворачивая голову, гигантскую, но на длинной шее казавшуюся совсем небольшой и по-своему грациозной. Враги заполнили все его ущелье, но они вели себя смирно. Все, кроме одного, стоящего на дороге в агрессивной позе. И ради нападения, и ради защиты дракон должен был двигаться вперед. Он предпочел бы не связываться с таким количеством народа, но убраться подобру-поздорову и залечь, обороняя узкий ход, по которому только и можно было добраться до его сокровищ, он не мог. Ему все равно приходилось ползти прямо на этого, чья чешуя смутно напоминала ему что-то неприятное. Что-то, чреватое болью ран, потерями и смертью. Что-то, вызывавшее воспоминания о жгучей ненависти. И голод… уже довольно сильный, раздраженный сочным запахом мяса юной самки совсем рядом. Этот-то голод и выманил его сюда, а теперь усмирять его было поздно.