Надежда Кархалёва - Альдана Четыре новых человека

Лаборатория жутко смахивала на больничный кабинет: всё белое, неестественно, до блеска, чистое, стоят шкафы с пробирками и банками. Есть кушетка за ширмой и стол, заставленный колбами, в которых что-то булькало, и безумного вида приборами.

— Мы этажом не ошиблись? — Дима боязливо на них покосился.

Алина выскочила на лестницу и перегнулась через перила:

— Нет, это второй, куда нас и отправили — этажом ниже входная дверь.

— А нам точно второй? — староста постучал пальцем по стеклу одной из колб на столе, жидкость внутри вдруг выстрелила и забрызгала стоявшие рядом предметы. Некоторые капли попали внутрь других сосудов, вещества в них тут же сменили цвет или начали закипать либо испаряться.

— Точно!!! А что у вас там шумит?

— Может, лаборатория не та? — Дима убрал руку от расшалившейся колбы.

— Тут всего по одному помещению на этаже, — Алина вернулась к одногруппникам и наступила в растёкшуюся по полу каплю, которая попала туда в результате залпа из колбы. Кроссовок девушки зашипел, подошву разъело. — Фёдоров, а ты мне надоел! Хоть бы раз принёс что-то, кроме проблем!

— А что сразу ко мне претензии? — староста схватил со стола самую пузатую колбу и выставил её вперёд в вытянутых руках.

— Поставь на место! — взвопил Саша.

Староста умудрился согнуть пальцы одной руки в неприличную комбинацию, отчего колба накренилась, из неё выплеснулось немного кислотно-розовой эмульсии.

— В чём дело? — в дверях появился Фредерик. — Дмитрий, в последнее время в Альдане можно так схлопотать за любопытство, что от тебя даже трупа не останется. Поставь парализующую сыворотку на место и возьми вон ту колбу из фиолетового стекла. Бери, не бойся, — добавил старейшина, глядя на перекосившуюся физиономию Фёдорова.

Физических и душевных сил старосты хватило только на то, чтобы приземлить колбу на стол. Затем его отстранил Верников и взял то, на что указал Фредерик. Старейшина вынул из шкафа четыре пробирки с делениями, накапал туда жидкости из колбы, которую подал ему Саша, и раздал студентам.

— Маскирующий эликсир десятой категории. Пейте, он не причинит вреда здоровью.

Все уставились в свои пробирки, никто не хотел делать это первым. Наконец, решился Саша, зажмурился и выпил залпом. Стало щекотно, по ушам полоснул Алинин возглас: «Поразительно!» и довольное бормотание старейшины: «Недурно, весьма недурно». Он открыл глаза — теперь на нём были бежевая рубашка с коротким рукавом, коричневые штаны из шкуры, и такая же жилетка со множеством карманов. Следующей преобразилась Алина, её джинсовый костюмчик сменился на канареечно-жёлтое коротенькое платьице с корсажем, глубоким декольте, расклешёнными рукавами с орнаментом и бахромой. Староста с помощью эликсира облачился в чёрный кожаный плащ, брюки и красную рубашку, Дашка — в песочные с орнаментом брючки, жёлтую воздушную блузку с воланами и чёрный кардиган. Обувь на всех также стала соответствовать данному времени.

— В кабинете на первом этаже висит зеркало, — улыбнулся старейшина.

Четвёрка, пихаясь, бросилась туда. Никто не верил своим глазам — альданская одежда шла студентом невероятно. Саша выглядел странником, ищущим и развлечений, и дел, жаждущий и веселиться, и приносить пользу. Дима — обаятельным романтиком (красная рубашка была в цвет его рыжевато-каштановым волосам, задорно растрёпанным), Алина — девчонкой, в которой уживаются страстная хищница и беззаботный игривый котёнок; Дашка — одинокой мечтательницей.

Раздался грохот открываемой энергичнейшим толчком входной двери: Теона с Лармой вернулись. Топот, скрип другой двери: девушки ворвались в лабораторию. Радостный смех, доброе ворчание старейшины. Студенты побежали туда.

— Разрешили! Разрешили! — Теона в одно объятие загребла и четвёрку друзей, и Фредерика, и свою рыженькую подругу, и Шустрика.

— Мать точно одобрила эту затею или сдалась, сломавшись под твоими уговорами? — строго спросил высвободившийся старейшина.

— Сказала, можно, если будут выполнять посильную работу, — по-видимому, Теона слукавила, но она была такая счастливая, что отказать ей казалось жестоким.

— В таком случае, — развёл руками Фредерик, — я вас больше не задерживаю. Возникнут проблемы — обращайтесь. Алина, Дарья, Александр, Дмитрий, удачи вам. И тебе, Теона. До скорой встречи, и доброго всем дня.

Толпа хлынула на улицу, старейшина стоял на пороге и смотрел, как четыре девушки и двое юношей поднимаются в деревню.

Теона привела друзей к двухэтажному дому, выкрашенному небесно-голубой краской, ограждённому побеленным заборчиком. По периметру второго этажа тянулся балкон, куда сваливались разнообразнейшие вещи от поломанной мебели до килограммов ржавого металла, вероятно, бывшего приборами типа тех, что стояли на столе в лаборатории старейшины. Двор весь зарос травой, даже дорожку от калитки до крыльца не видать, и захламлён так же тщательно, зато сад был ухоженный, все листочки на деревьях сверкали. Терраса ничем не отличалась от балкона и двора.

— Всем до свидания! — крикнула Ларма, когда компания остановилась перед калиткой. — Я вам только мешать буду, — и девушка, обнявшись с Теоной, пошла дальше, Шустрик полетел за ней.

Остальные зашли во двор. Дверь голубого дома распахнулась, на крыльцо выпрыгнул парень, чем-то похожий на Диму (такие же серо-зелёные глаза, светло-каштановые лохмы и безмятежно-наглая улыбка), в серой рубахе, состоящей в основном из заплаток, изрядно потёртых штанах болотного цвета (скорее всего этот маловразумительный оттенок они приобрели от пыли, грязи и слишком долгой носки), босой. На вид парню было чуть больше двадцати лет. Он бегло оглядел гостей и скрылся в доме с воплем: «Встречайте!». Во двор выбежало всё семейство. Милейшая толстушка, шатенка с пышной гривой волнистых волос, в синем платье с кучей нижних юбок, в фартуке. Очевидно, это была мать. Молодой человек, на один или два года старше своего братца, внешне отличающийся от него только тем, что был чуть повыше, а его шевелюра была более тёмная и лохматая; одетый даже хуже. Девушка, примерно одного с Теоной возраста, где-то девятнадцать лет, худенькая, с абсолютно прямыми медно-рыжими волосами до пояса, холодно-серыми глазами, презрительным взглядом, злобной гримасой на изящном личике (если б ни это — была бы очень хорошенькой); в завязанной на животе белой рубашке, облегающих чёрных брюках и чёрных высоких сапогах на шнуровке. Очаровательная девочка лет десяти с двумя тугими жёлтыми косичками, перевязанными красными ленточками, в лёгком летнем красном платьице и туфельках из красной чешуи; грустная-грустная, девчушка ковыляла с трудом, судя по тому, как бедняжка морщилась, ей было больно ходить. В руках она держала игрушку, тряпичного котёнка, всего в застарелых пятнах. Последним из дома вылетел оранжевый дракончик размером с сенбернара, догнал девочку, лёг перед ней, она уселась ему на спину. Самостоятельное передвижение, должно быть, доставляло ей слишком сильные страдания, и ребёнку приходилось прибегать к помощи безмолвного члена семьи.