Андрей Егоров - Стерпор

Выезжая из ворот родительского дома, в одночасье ставшего для меня чужим, я даже не представлял, куда мне направиться. Конь мой медленно брел мимо дубовой рощи, а в небе над головой вились черные вороны.

Ваше Величество,

при всем уважении к Вашему опыту и здравомыслию, смею уверить Вас, что Вы возложили на меня совершенно невыполнимую задачу, когда потребовали, чтобы я, простой служитель Бога, привел Вашего сына к вере. Вера дается каждому с рождением или приходит с опытом. Ваш же сын, не прогневайтесь, Ваше Величество, представляется мне и вовсе человеком совершенно неспособным к любому духовному опыту. Он смотрит на меня лукавыми глазами и вместо того, чтобы читать предлагаемую ему для ознакомления церковную литературу, пытается пошатнуть мою веру, зачитывая громогласно отрывки из греховных книг. Вот уж не думал, что их так просто достать в наше время при королевском дворе, когда церковный дух весьма и весьма силен в народе Белирии…

Засим уповаю на Вашу милость и прошу освободить меня от этой в высшей степени сложной и тягостной миссии.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В ней немного рассказывается о братских чувствах, а также исследуются патологические наклонности и зловещие устремления

Фаир, получивший во время правления в Центральном королевстве прозвище Бессердечный, был, вне всяких сомнений, самым неприятным из моих братьев. У него были унаследованные от матери черные волосы, маленький вздернутый нос, густые кустистые брови вразлет и дурная привычка постоянно их хмурить. Телосложения Фаир был хрупкого, но в подвижных играх, когда он еще принимал в них участие, был весьма ловок, а в фехтовании и стрельбе из лука превосходил всех остальных сыновей короля Бенедикта, исключая, разумеется, вашего покорного слугу – тягаться со мной уже тогда было пустой тратой времени. Я с рождения обладал мгновенной реакцией и настолько точно рассчитывал траекторию обманных движений и силу ударов, что оказывался победителем практически в любом поединке.

Габриэль Савиньи как-то сказал мне, что, пожалуй, мной единственным из всех принцев Вейньет он действительно может гордиться, потому что я являю собою тот редкий случай, когда ученик превзошел своего учителя. После похвалы великого фехтовальщика я стал тренироваться еще упорнее и со временем достиг небывалых высот мастерства. К тому моменту, как я приехал в Стерпор, я был уже, без преувеличения, лучшим мастером меча в Белирии. А возможно, и во всем мире. Правда, последнее время практиковаться мне приходилось в основном на бедолагах, чье искусство было совсем невелико, в лучшем случае они знали пару-тройку отработанных финтов, но я постоянно шлифовал мастерство, упражняясь в одиночку, так что силы мои, несмотря на неудачи в общественной жизни, все время прибывали.

Мне удавались также разного рода трюки. Я мог жонглировать двумя мечами и длинным кинжалом, ловил напоследок острый клинок зубами, а рукоятки мечей ложились в мои вовремя подставленные ладони. Я скакал на лошади и разрубал на ходу стоявшее на голове одного из бледных придворных яблоко на две половины. Признаться, этот трюк дался мне далеко не сразу, частенько я срубал вместе с яблоком часть головы, но тренировки, тренировки и еще раз тренировки – и через несколько месяцев упорных занятий я уже вполне ловко выполнял его, к радости короля Бенедикта. Король хлопал в ладоши и искренне радовался, глядя на то, как я стремительно мчусь, пришпорив скакуна, затем клинок в моей руке приходит в движение, со свистом рассекает воздух – и куски яблока разлетаются в разные стороны, а бедолага, чьей головой я воспользовался на этот раз, испытав мгновенное облегчение (часто в буквальном смысле), падает без чувств. Обладая отличным слухом, я мог также с завязанными глазами сражаться с двумя противниками, ориентируясь исключительно по звуку. Одним словом, в освоении фехтовальной науки равных мне не было. Как только в моей руке оказывался меч, пусть даже и деревянный на первых порах, он становился продолжением моей руки – и клинок разил, не зная устали.

Фаир завидовал по-черному. Наблюдая за моими успехами в искусстве фехтования, глядя на то, как мы с Габриэлем Савиньи грациозно танцуем в тренировочном бою, делаем быстрые выпады и взмахи, а серебристые лезвия со свистом рассекают воздух вокруг нас и делаются почти невидимыми в своей стремительности, он хмурился, в ярости жевал тонкие губы и морщил нос. Осознание того, что он так навсегда и останется вторым, что ему не удастся превзойти меня в этом великолепном искусстве, не давало ему покоя. Иногда я поддразнивал его:

– Ну что, Фаир, может, немного пофехтуем?

– Отстань, – ворчливо говорил он, и глаза его вспыхивали холодным пламенем.

– А что так? Не хочешь?

Причина его нежелания фехтовать со мной была самой банальной. Однажды я крепко заехал ему тренировочным мечом по уху. Ухо покраснело, распухло и торчало неестественным огненным полукругом. Фаир жестоко мучился от боли и унижения, он бродил в окрестностях замка, а при встрече со мной у него был такой яростный вид, что мне казалось, будто я слышу, как скрежещут его зубы. После этого случая фехтовать со мной Фаир всегда отказывался. А ведь я не просто так провел эту профилактическую работу – было за что ему врезать.

Помню, я был поражен до глубины души, когда, прогуливаясь однажды по прилегающему к лесу оврагу, увидел, что Фаир сжег на костре рыжего кота, которого я, да и все остальные нередко подкармливали. Кот был всеобщим любимцем, и даже суровый Бенедикт порой, если рыжий попадался ему на глаза, ловил его и гладил до тех пор, пока животное не начинало вырываться. Тогда Бенедикт бережно опускал кота на землю и с улыбкой смотрел, как тот улепетывает. И вот теперь он был мертв по воле жестокого Фаира. Все то время, пока животное билось в муках, живодер стоял и наблюдал. Когда я подбежал к Фаиру, в его глазах я отчетливо узрел розоватую дымку наслаждения от созерцания боли живого существа. Я принялся трясти Фаира за плечи и орать: «Зачем ты это сделал?! Зачем?!» Мои крики его мало взволновали, он облизнул сухие губы и проговорил:

– Видел бы ты, как он горел!

Я отшатнулся. Откровение брата вызвало у меня оцепенение. Со странным чувством, что поведение Фаира остается для меня за гранью всякого понимания, я пригрозил ему, что, если он еще сделает что-то подобное, я его прикончу, затем медленно побрел к замку… А он остался там, в лесу, все продолжал глядеть затуманенным взором на пепелище и кусать до крови тонкие губы…