Юлия Шолох - Два угла

— Девочка моя, так я объясню проще, — обманчиво ласково заворковала Адина, — Ты! Вчера! Полезла! Куда не следует! Ты вчера подставила под удар нашу первую попытку завязать с расой тайтов нормальные отношения! За это останешься здесь, с ними. И мы не станем спорить, потому что ты кругом виновата. Если бы… Если бы ты нарушила… Ты хоть понимаешь, чем это могло закончится… для ВСЕХ НАС? — сорвалась в крик Советница, но с усилием остановилась, шумно дыша. — Теперь поняла?

— Я ничего не сделала… случайно…

Внимания на нее больше никто не обращал. Советники заговорили, заспорили, зашептались, пуская по кругу ажурную пластинку извещения. Уставившись в стол, Апина слушала тихий и серьезный голос соседа и, словно через силу, согласно кивала. Сложно было разобрать, о чем речь. Но то, что Латисе удавалось услышать, походило на нелепую, некрасивую шутку — ее собирались оставить тайтам и другие варианты даже не рассматривались. Никто не собирался ни объясняться со старшей расой, ни торговаться. Единственное, до чего додумались Советники — расспросить Латису о происшедшем в пещере, ведь информацию о существующих в настоящее время верованиях тайтов люди так и не получили. А такая информация не может быть неважной, ведь она хотя бы частично влияет на жизнь Старшей расы и принимаемые ими решения.

На соседнем стуле вдруг оказалась Апина, примерно сложившая руки на коленях.

— Расскажи нам подробнее, что там произошло? — нежно спрашивала Советница, словно и не злилась недавно на безответственное Латисино поведение.

— Попросите меня не забирать, — непослушными губами предложила Латиса, — Попросите оставить, ведь это просто случайность. Я все расскажу.

Советники молчали. Она собиралась просить дальше, готова была предложить что угодно, просить как угодно, может даже унижаться, но дверь издала предупреждающий звонок и в комнату вошел незнакомый тайт. Кафит на нем был необычный — темно-серый, с рисунком изломанных линий. Оглядел людей равнодушными глазами и сложил руки на груди.

— Приветствую.

Советники сгрудились напротив него, а Латиса крепко вцепилась в спинку стула.

— Вы изучили извещение? — спросил тайт.

— Совет изучил полученное извещение с огромным вниманием, — вежливо ответил Куладин.

— Ваш ответ?

— Мы не будем препятствовать вашей воле. С сегодняшнего дня Латиса Маеринская не входит в состав человеческой экспедиции, — спокойно отозвался Советник, не отводя взгляда. Он был уверен, что поступает правильно, ведь на кону их общее будущее.

Тайт вежливо наклонил голову, принимая ответ, и исподлобья впервые посмотрел на саму виновницу разговора.

"Конец", — поняла Латиса и голова сама собой крепко прижалась щекой к прохладной стене. Перенапряжение взорвалось тупой болью в голове и белыми пятнами в закрытых глазах. Зубы почти скрипели, сдерживая шипение, а потом пришла… Таиси. Таиси начинала наказание неспешно, потому что собиралась растянуть его как можно дольше.

Латисе пришлось забраться на стул с ногами и сжаться в комок. Совершено четко и ясно, почти без страха, она поняла, что это предел. Предел напряжения, отведенного человеческому мозгу и сейчас она уйдет в какой-то из придуманных миров, чтобы никогда оттуда не вернуться. Уйдет и оставит пустое тело, пускающее ртом пузыри и бессмысленно глядящее вдаль, в одному ему видимую пустоту.

Тайту увиденное не понравилось, он нахмурился и быстро вышел.

Таиси обвиняла в предательстве и сладким голосом обещала убить, свести с ума, сводить постепенно, долго и мучительно, чтобы, сука такая, почувствовала всю безысходность своей участи. Чтобы на своей шкуре ощутила величину недовольства Таиси, потерявшей шанс обнародовать настоящую причину своей гибели. Тут, у тайтов, где ее смерть так близко, Таиси гораздо сильнее, чем может вынести издерганный непонятным человеческий разум.

"Это конец", — сквозь какофонию воплей подумала Латиса и ей захотелось попрощаться с кем-нибудь, но она не смогла придумать, с кем.

Чьи-то руки оторвали Латису от стены и прижали к мягкому и теплому. Ладонь охватила чуть ли не пол головы, накрыла ухо и странным образом заглушила Таиси. Крики постепенно стихали, растворялись, угасали, как огонь на сильном ветру. Тогда она услышала другой голос.

— Латиса, — заговорил он. — Зачем же вы так себя довели? Зачем так себя напугали? Загнали в угол? Зачем вы напридумывали столько лишних трудностей?

"Как же мне повезло, что у него такой красивый голос", — отстранено подумала Латиса. Только что-то не так в его словах, плавность чем-то нарушена и цепляется, как заноза на гладкой коже пальца. Что не так? Она слушала слова, пропускала через себя, рассматривала их, пока не нашла.

— Говори Ты, — попросила.

— Хорошо. Латиса, зачем ты себя так запугала? Зачем придумывать лишние действия? Тебе больше не нужно думать. Решать буду я и бояться последствий тоже буду я.

Теперь речь звучала ровно и красиво, так что можно было вслушаться в ее смысл.

— Что значит решать будешь ты? Что решать?

— Все. Все, что касается твоей жизни.

— А как же свобода выбора? У меня ее нет? — деревянными голосом спрашивала Латиса.

— Она у тебя была до вчерашней ночи. Ты сделал свой последний и главный выбор — отдала свою жизнь мне. Теперь нет свободы выбора, но нет и ненужных решений, нет страха за них, — скользил над головой непривычно теплый голос.

— Я никого не выбирала, — упрямо твердила Латиса. — Это случайность!

— Случайностей не бывает. Ты попросила у меня помощи.

— Только потому, что кроме тебя никого там не знала! — она вдруг оттолкнула его ладонь, поднимая голову, но та была все еще слишком тяжелая, пришлось опускать обратно, утыкаясь ему в плечо.

— Почему же, — мягко продолжил Шалье, спокойно возвращая ладонь на место и Латиса больше не сопротивлялась. Было очень уютно. — Ты прошла мимо Ланте, внимательно посмотрела на Карасана и… ни секунды рядом с ним не задержалась.

— Не может быть…

Она не помнила ничего, никого, кроме Шалье, ни одного мало-мальски знакомого лица. Пыталась восстановить события ночи — вот она входит… множество пылающих лиц, разноцветные пятна скользят по пепельным стенам, цветные искры срываются с поверхности кристаллов и тонут в потолке. Красиво. Она идет…

Нет, не помнит ни Ланте, ни Карасана.

— Можешь спросить у них сама, — сказал Шалье, прижимая ее голову сильнее. — Потом… Тебе нужно много спать, пошли, отведу в твою комнату, а вечером — заберу к себе. Нельзя было отпускать одну, я ошибся.

Ни думать, ни спорить не хотелось, Латиса вяло плелась вслед за тайтом и ничего вокруг не замечала. Встреченные по дороге люди смотрели по-разному: кто с изумлением, кто с любопытством, кто с откровенным страхом.