Goblins - Свартхевди - северянин

Я промахнулся по кремню и долбанул себя кресалом прямо по ногтю — больно! Виной всему весьма неприятное ощущение: будто ледышкой провели по груди под рубахой, снизу вверх, от живота к шее. До меня не сразу дошло — сигнал амулета, вот что это такое! К этому времени я успел разложить пять плашек из имеющегося в моем распоряжении десятка, и этого вполне хватит, чтобы понять — идут ли за мной, или амулет сработал случайно. Но, тем не менее, рассиживаться стало некогда: доесть, долить воды во флягу — и бегом дальше.

По лесу бежать трудно: ноги вязнут, ровных мест, считай, что и нет, постоянно приходится оббегать препятствия, вроде кустов и коряг. О, тропка, явно проложена не людьми — зверье какое-то натоптало, по ней и двинусь.

Примерно через полчасика бега трусцой по этой тропе, встретился маленький выворотень. Он притворялся, как обычно, пеньком, невысоким и еще крепким на вид. Сверху, для маскировки, он наковырял на себя мох, и сидел смирно, поджидая жертву себе по размерам, чтоб управиться с ней силенок хватило.

Мерзкая тварь, хорошо хоть, передвигаться может медленно. Узнал я его легко: пень еще крепкий, а упавшего дерева рядом нет — унести же его отсюда вряд ли кто сподобился. А, чуть приблизившись, заметил, как его корни, который он вытянул вдоль тропинки, и парочку поперек — чуть подрагивают. Молодой еще совсем, по повадками видать, да и голодный слишком, нетерпеливый. Я осторожно приблизился к твари, подобрав валежину, футов пять длиной — она гнилая, конечно, но мне не для боя. Ею я аккуратно потыкал корни выворотня — до того доперло, что его обнаружили, и своими корнеподобными конечностями он (оно?) вцепился в палку, тут же ее сломав. Мне на миг показалось, что пень раскололся поперек — а нет, это он пасть открыл. Сверкнули из-подо мха на верхушке пня несколько отливающих зеленым глаз. Чтобы избавиться от него больших трудов не требуется: тварь он медленная, неуклюжая, только и может, что засады устраивать. Питаться способен всем, что найдет, предпочитая, меж тем, мясцо, а на зиму укореняется и засыпает.

Убивать выворотня я не стал: мимоходом, увернувшись от его конечностей, я пнул его сапогом по харе, или что там у него вместо нее, и когда тот распахнул пасть, обуреваемый желанием кусаться, закинул ему туда один из амулетов. Авось, поймает кого из тех, что за мной двигаются, хотя это вряд ли — молод еще выворотень, неопытен и глуп. Это старому лучше не попадаться, тот и замаскируется так, что поймешь, что это оно самое, только тогда, когда он тебя жевать начнет, и двигается поактивнее, чем молодежь, и, как дед рассказывал, какой-то даже магией владеет, вроде насылания мороков. Такой может и сам ночью на стоянку приползти, кстати, где приберет задремавшего путника, и станет счастлив.

Ну да ладно, может, повезет замшелому.

По груди снова прокатился холодок, и последние сомнения отпали — погоня. До них, если смотреть по тому, как я раскладывал амулеты — миль шесть-семь. Вроде как и немало, вот только идут они как-то быстро.

Слишком быстро, неспроста это.

Впрочем, некогда об этом задумываться: пора прибавить шагу! Чего-чего, а бегать старый Олаф меня хорошо научил. Быстро и далеко бегать, с грузом и без, а если мне начинало казаться на его занятиях, что бегаю я слишком уж много, и не хватало ума держать свои мысли при себе — то бегать приходилось еще больше, еще и с извращениями, вроде переноски тяжелого камня в руках. Говорил старик при этом, что в битве вымахавшийся хирдман — это наполовину мертвый хирдман, а дренгам положено быть резвыми втройне, потому как в дозоры их ставить будут куда как чаще, и в охранение на марше, и битву зачинать, копья и дротики во врага метая тоже им приходится.

Лес притих, заткнулись птицы, хотя, может быть, это мне ничего не слышно из-за собственного сопения.

У меня активировался уже четвертый амулет, и это означало, что загонщики сокращают расстояние, хотя я тоже не топчусь на месте, эдак, они меня еще дотемна догонят.

А под ногами-то чавкает — неужто, болото впереди? Вот еще чего не хватало!

Как же плохо, когда местность незнакомая.

И действительно — впереди просветы виднеются. Пробежав еще немного, вижу: точно болото. Да большое-то какое! Сколько взгляда хватит, простирается, хотя вдалеке, вроде, то ли, остров, то ли, болото кончается, и виден мысок с лесом, не разобрать отсюда.

И что вот теперь делать? Мне, похоже, выбора не остается иного, как лезть в топи. Не хотелось бы, конечно, но вот так уж кривая выворачивает. А иначе, меня действительно прищучат еще до темноты, раз уж догоняют такими темпами, и придется тогда рубиться с этими резвыми мужами, в чем шансов для меня немного. Но зато если я успеваю добраться до того лесистого мыска, что едва виднеется вдалеке, то получу несомненное преимущество: во-первых, успею отдохнуть, пока мои преследователи будут все еще черпать сапогами болотную жижу, во-вторых, я буду их встречать, стоя на твердой земле, а они будут на зыбкой болотной поверхности, в-третьих — праща и колдовство сделают свое дело, и врагов у меня поубавится, пока они медленно и уныло бредут по открытому месту.

Ну и есть вероятность, небольшая, правда, что преследователи за мной в топи не полезут — болота, они сами по себе не лучшее место пребывания, а уж большая Топь, про которую мужи борга рассказывали множество небылиц, одна дурнее другой…

Надеюсь, это все же болото. Обычное. Или топь. Тоже обычная, а не та, которая с большой буквы.

Это я так, надеюсь на лучшее. Надежда, она такая, юношей питает, и сердца старцев согревает…

Ладно, хочется, не хочется, а надо лезть. По виду — вроде обычное болото, не трясина, и то хорошо. Я снова привязал сапоги к поясу, затянул лямки мешка потуже, проверив, плотно ли к нему привязана секира, и, вздохнув, шагнул на влажный мох, произраставший на кромке болота. Впрочем, не успел я, перебираясь с кочки на кочку, пройти и пары десятков ярдов, как пришлось возвращаться — нечего делать в болоте без слеги. А если озеро заболоченное впереди встретится? Провалюсь, и ведь не выплыть. Или, что еще лучше — трясина: тонкий слой почвы, пружинящий и прогибающийся под ногами, и жуткая бездонная глубина под ним. А по длинной жердине вполне реально и вылезти, да и глубину проверять лучше не ногами, а ею.

На слегу прекрасно подошла молодая осина, ярда четыре высотой, я обрубил с нее ветки, отломал верхушку, и, взвалив на плечо, отправился покорять неведомое. Хорошо хоть, водой запасся, а то пить болотную тухлую бурду удовольствие ниже среднего, и опасно к тому же — подхвачу чего, так и свалюсь с лихоманкой. Да и просто если пронесет — совсем не то, что нужно в моем положении.