Стивен Кинг - Глаза дракона

«И это самая большая чушь, какую я слышал! — взорвался Томас. — Все вино принадлежит отцу, и он может пить его, сколько хочет. Почему мы должны отдавать наши деньги за то, что и так его? Чтобы обогащать этого толстяка кравчего?»

Питер терпеливо пояснил:

«Ему будет приятно, если мы купим вино за свои деньги, хоть он им и владеет».

«Откуда ты знаешь?»

«Знаю», — просто сказал Питер.

Томас молчал. Откуда Питеру знать, что кравчий месяц назад поймал его в погребе, когда он пытался стащить бутылку вина? Старый хряк грозил рассказать отцу, если Томас не даст ему золотую монету, и Томасу пришлось дать, хотя он чуть не плакал от злости и обиды. «Если бы это был Питер, ты бы отвернулся и сделал вид, что ничего не заметил, ублюдок, — думал он. — Потому что Питер скоро станет королем, а я навсегда останусь принцем». Он подумал и о том, что Питер никогда не стал бы воровать вино из погреба, но эта мысль только добавила ему злости.

«Я только думал…» — начал Питер.

«Думал, думал, — передразнил Томас. — Иди подумай о чем-нибудь другом. Если отец узнает, что ты платишь кравчему за его собственное вино, он со смеху лопнет».

Но Роланд не лопнул со смеху — напротив, он назвал Питера хорошим сыном, почти со слезами в голосе. Томас видел это потому, что он следил за тем, как Питер в первый раз принес отцу вино. Следил через глаза дракона.

Глава 25

Если бы Флегга прямо спросили, зачем он показал Томасу это место и секретный ход к нему, он, пожалуй, и сам не смог бы ответить. Он не знал точно, зачем он это сделал. Замок был очень стар, со множеством потайных дверей и ходов, и Флегг знал многие из них (все не знал никто, даже он), но Томасу он показал только этот. Безошибочный инстинкт, какой обычно подсказывает людям сделать как лучше, подсказал ему: «так будет хуже» — и Флегг подчинился. Ведь «хуже» было его целью и смыслом жизни.

Он взял за правило заглядывать в комнату Тома и кричать: «Томми, что-то ты загрустил! Я хочу тебе кое-что показать. Пойдем посмотрим!» Он всегда говорил: «ты загрустил, Томми» или «что-то ты нос повесил, Томми» потому, что чуял, когда Томасу особенно тоскливо, и приходил именно в эти моменты. Флегг знал, что Томас боится его, но знал и о том, что Томасу очень нужен друг, и он не будет особенно разборчив в выборе. Флегг знал это, но Томас всегда прятал свой страх и позволял себе думать лишь, что Флегг — отличный парень и любит шутить… хотя шутки у него немного странные.

Вам странно, что Флегг знал про Томаса что-то, чего не знал сам Томас? Но это не так уж странно. Душа человека, особенно ребенка, как колодец — глубокий колодец с чистой водой. И когда какая-то мысль очень неприятна человеку, он прячет ее в ящик и бросает в колодец, на самое дно. Он слышит всплеск — и неприятной мысли как не бывало. Но она остается. Флегг, очень старый и очень умный, знал, что даже самый глубокий колодец имеет дно, и, если что-то исчезло с глаз, это не значит, что оно действительно исчезло. И он знал, что ящики, в которых заключены дурные мысли и чувства, гниют, и эта гниль может отравить всю воду и сделать человека безумным.

Если чародей иногда показывал Томасу пугающие вещи, то лишь потому, что знал — чем больше Томас его боится, тем крепче его власть над мальчиком… потому что он знал, что Томас слаб и очень одинок, и хотел убедиться, что он побросает на темное дно своей души достаточно ящиков с заключенными в них страхами. А если он и сойдет с ума, когда станет королем, что с того? Так Флеггу будет только легче управлять им.

Откуда Флегг узнавал, что Томасу плохо? Иногда он видел это в своем магическом кристалле, а чаще просто чувствовал это — своим инстинктом зла, о котором мы уже говорили.

Однажды он повел Томаса в восточную башню, на самый верх — они карабкались по ступенькам, пока Томас не стал задыхаться, хотя Флегг не проявлял никаких признаков усталости. Наверху была дверь, такая маленькая, что даже Томас еле протиснулся в нее. За дверью — комната, покрытая толстым слоем пыли, с одним-единственным окном. Флегг молча подвел его к окну, и перед Томасом открылся дивный вид — весь город, предместья и на горизонте — голубые горы, за которыми лежал Восточный баронат. Он подумал, что это зрелище стоит любой боли в ногах, и повернулся, чтобы поблагодарить Флегга, но что-то в бледном лице чародея, как всегда спрятанном под капюшоном, заставило его замолчать.

«А теперь посмотри на это», — Флегг поднял руку. Из его пальца вырвался луч голубоватого света, и сухой шелест в комнате, который Томас сначала принял за веяние ветра, превратился в хлопанье множества крыльев. Мгновение спустя Томас закричал и кинулся назад к двери, закрывая голову руками. Из этой комнаты открывался лучший вид на город, если не считать камеры на вершине Иглы, но теперь он понял, почему ее никто не посещал. Потолок комнаты сплошным слоем покрывали летучие мыши, и теперь, потревоженные светом, они с пронзительным писком бороздили воздух. Уже позже, когда они ушли, Флегг успокоил Томаса, который терпеть не мог летучих мышей, уверяя его, что он хотел только развеселить его. Томас поверил… но еще много недель спустя он с криком просыпался от кошмаров, в которых огромные летучие мыши пикировали на него и вцеплялись когтями в его лицо.

В другой раз Флегг отвел его в королевскую сокровищницу и показал штабеля слитков золота, пирамиды золотых монет и сундуки с надписями «изумруды», «алмазы», «рубины» и так далее.

«И там действительно драгоценности?» — спросил Томас.

«Посмотри сам», — Флегг открыл один из сундуков и достал оттуда пригоршню неограненных изумрудов, которые осветили воздух зеленым блеском. «О мой Бог!» — выдохнул Томас. «Это еще что! Ты посмотри сюда: пиратские сокровища!»

Он показал Томасу груду сокровищ, отнятых у пиратов двадцать лет назад. Сокровищница королевства была богатой, ее служители не торопились, и эту часть поступлений еще не рассортировали. Томас горящими глазами смотрел на тяжелые мечи, кинжалы с лезвиями, инкрустированными алмазной крошкой, булавы с шипами из обсидиана.

«И все это принадлежит короне?» «Все это принадлежит твоему отцу, — поправил Флегг, хотя на деле Томас был больше прав. — А когда-нибудь будет принадлежать Питеру».

«И мне», — сказал Томас с простодушием десятилетнего мальчика.

«Нет, — Флегг постарался окрасить свой голос сожалением, — только Питеру. Он ведь будет королем».

«Он поделится, — сказал Томас, но в эту реплику вкралась доля сомнения. — Питер всегда делится».

«Конечно, ты прав. Питер, должно быть, поделится. Но никто не заставит его поделиться. Никто ведь не может заставить короля, — он взглянул на Томаса, чтобы убедиться, что тот понял, потом оглядел полутемную сокровищницу. Где-то рядом служитель монотонным голосом считал дукаты. — Столько сокровищ, и все одному. Есть над чем подумать, правда, Томми?»