Мария Виноградова - Тёмные времена

Исэйас проснулся среди ночи, обливаясь потом и чувствуя, как в ужасе заходится сердце. Кошмары, не прекращавшиеся ни на день, на этот раз были настолько реальными, что он вновь почувствовал отвратительный запах горелой плоти, услышал стоны горящих заживо людей, заглянул в мертвые глаза своей матери.

Стараясь унять дрожь, парнишка сел, кутаясь в одеяло. Оставалось еще порядочно до рассвета, но роса уже потихоньку оседала на подстилках, пропитывая их влагой. В зябком воздухе дрожали стайки ночных мотыльков, привлеченные светом костра.

Он потянулся руками к теплу огня и наткнулся на невозмутимый взгляд стальных глаз. Хес не спал, а сидел, прислонившись к дереву и вдыхая ночной воздух. И сейчас внимательно смотрел на так внезапно проснувшегося спутника.

Исэйас заметил, что глаза у него странно поблескивают, словно расплавленное серебро плещется в обычно серых радужках. И только сейчас обратил внимание на необычную подвеску, выбившуюся из-под верхней рубашки.

Изумительно тонкой работы вещь. Небольшое круглое кольцо из странного, чуть мерцающего материала; в нем протянулись тончайшие, словно паутина, нити, на которых крохотными бисеринками крови застыли рубины. И сейчас чудное изделие мягко светилось, отражая яркий свет звезд.

Хес посмотрел на мальчишку. Тот был встрепан и испуган ночным кошмаром.

— Иди сюда, — вдруг позвал он, хлопая по земле рядом с собой.

Исэйас был настолько удивлен, что не посмел ослушаться и сел рядом с охотником, поджав под себя ноги. Хес потянулся, подхватил свое еще сухое одеяло и кинул его рыжему. Тот, немного помедлив, закутался в него.

— Кошмары? — тихо спросил охотник.

Даже голос у него сейчас звучал как-то иначе: он стал более плавным и певучим, из него исчезли прежняя хрипотца и жесткие нотки.

Мальчишка только кивнул, пораженный такой разительной переменой.

— Это потому, что мы совсем рядом с Границей, — охотник поворошил ярко вспыхнувшие угли палкой. — Здесь все твои самые сокровенные страхи вновь поднимаются из глубин памяти.

И неожиданно притянул Исэйаса к себе, обнимая за плечи, и легонько ткнул пальцем в лоб с повелительным:

— Спи.

Глаза рыжего послушно закрылись, и он заснул, прижавшись к неподвижно сидящему мужчине, до самого рассвета и без кошмаров.

— А ты пересекал когда-нибудь Границу? — полюбопытствовал Исэйас.

На следующее утро мальчишка был чрезвычайно оживлен: беспрестанно крутился в седле, разглядывая окрестности, и приставал с расспросами к охотнику. Хеса его стрекотня первое время порядком раздражала, но спустя некоторое время он понял, что даже получает удовольствие от разговора с невыносимо любопытным спутником.

— Приходилось, — уклончиво ответил мужчина.

— И как там? — глаза паренька загорелись. — Я читал, там прекрасная земля! Что там волшебный край, потому что фейри — прямые потомки Богини, и она одаривает их своим благословением!

— Не до того было, — охотник смотрел перед собой. — Странные ты книжки читал для послушника. Разве ты не должен был сказать, что чародейство противно светлым силам по своей сути? Тем более не забывай, что там обитают не только фейри Благого Двора, но и Неблагие тоже.

— А как же они уживаются? — покрасневший мальчишка, уличенный в чтении запретных в Обители книг, не смог сдержаться и прекратить расспрашивать.

— Да никак, — пожал плечами Хес. — То перемирие, то война.

— А с кем они воюют? — удивился послушник.

— То Благие с Неблагими, а как надоест — начинаются междоусобицы: князья делят власть.

— Это потому, что Благие — добрые духи! — Исэйас сжал кулаки. — А Неблагие — дети Темного!

Сам того не подозревая, он подтвердил догадки охотника о том, что отношение к чарам и всему тому, что орденцы называют происками тьмы, у мальчишки весьма неоднозначное — его душа еще могла верить в сказки и видеть многое из того, что уже давно недоступно клирикам.

— Ну конечно, — усмехнулся мужчина. — Ты рассуждаешь, как ребенок. К твоему сведению, основатели одного из кланов, относящихся к Вина Ши, самого могущественного среди фейри, были одними из перворожденных, но при этом они — представители Неблагого Двора.

— Не может такого быть! — запальчиво воскликнул юноша, распахнув глаза.

— У фейри нет понятия добра и зла, Исэйас. Даже отношение к смертным у них разделяется по принципу «полезен — не полезен». Неблагие считают нас помехой своему существованию, а Благие — подспорьем. Вот и вся разница. Как тебе известно, «добрые духи» тоже могут озорничать, да еще так, что мало не покажется.

— Но детей же, например, не крадут, — не мог отказаться от своей позиции рыжий.

— Еще как, — охотник улыбнулся. — Все фейри живут по присловью: «Что твое, то мое, а что мое — никому не отдам».

— А как же рассказы о благородных чародеях? — мальчишка чуть не плакал.

Темный, да он же словно ребенок — верит в сказки! Неужели среди клириков еще существуют чистые, незапятнанные ненавистью души?

— Есть такие, — Хес покосился на послушника. — Тилвит Тег, Золотые фейри. Но и у них есть свои пороки, так что однозначно добрых, в твоем понимании, среди волшебного народа нет.

— Врут все книжки! — Исэйас казался расстроенным. — И фейри тоже все время лгут, так ведь? Мне магистр Гайюс говорил, что их речам никогда нельзя верить.

— Нет, — услышав неожиданный ответ, паренек изумленно приоткрыл рот. — Фейри не лгут, они лукавят. Говорят всегда правду, но так, что не всякий сможет понять истинный смысл сказанного.

— Откуда ты так много про них знаешь? — послушник жадно посмотрел на спутника.

— Я же все-таки охотник, мне положено все знать о тех, с кем есть возможность столкнуться как с врагом, — хмыкнул Хес.

Исэйас притих, обдумывая услышанное. Благословенная тишина повисла в воздухе, прерываемая только мерным топотом подкованных копыт по дороге да тяжелыми вздохами рыжего паренька.

Послушник так задумался, что не сразу заметил, что охотник, вместо того, чтобы поехать прямо, как того требовал их маршрут, на развилке забрал влево, двигаясь по чуть менее широкой, чем основная, но такой же укатанной дороге.

— Подожди, — заволновался он. — Нам не туда!

— Я знаю, — охотник обернулся и укоризненно посмотрел на мальчишку. — Здесь деревня в часе пути. У нас заканчиваются припасы, а до города тут два дня.

Когда они въехали в деревню, миновали окраинные аккуратные домики, то заметили, что на улицах стояла поразительная тишина. Не лаяли собаки, не было видно ни работающих селян, ни ребятни, которая обычно бросается чуть ли не под ноги лошадям, ни стариков, греющихся на солнце.