Ник Перумов - Молодой маг Хедин

— И что же жрецы? Отказали?

Бородатая физиономия сконфуженно поморщилась.

— Да не так, шоб сразу… Мол, мало у нас зерна, в другие храмы отправляли, хде оно ещё хужее… Ага, так мы им и поверили! Сами всё и сожрали, точно грю! Ыщщо рекли, дескать, послано ужо за помощью, ждите, придёт обоз с хлебом, за морем якобы куплено… Мы к ним, когда ж придёт-то? Не перемрём-то все к тому сроку? А они — того не ведаем, мы люди маленькие, давайте вот все вместе пресветлого Ямерта молить, шоб пособил, значить… Ну, тут у нас ретивое-то и взыграло… Поучили мы их малёха, поучили да переборщили слегонца. Хлипкие они оказались, жрецы-то, с полусотни дрынов по спинам-то и померли, болезные. Тут-то у народа и того, всё и помутилось. Чаво уж теперь терять-то, самое жуткое уж сделано… так хоть погуляем напоследок. Перетрясли мы храмину-то ихнюю, сверху донизу перетряхнули, малёха хлеба нашли, поделили, всё честь честью, по едокам. Потом подпалили. Гулять так гулять!

— Славно погуляли, — Старый Хрофт оглянулся на пепелище, слабо точившее тонкие струйки дыма.

— Угу, славно, — подтвердил мужичок. — Веселуха была, чаво уж там… Вот теперь сидим, гадаем, шо дальше-то будет…

— Что будет, — мрачно сказал Отец Дружин, глядя прямо в глаза мужичку, — то будет, что надо вам отсюда убираться всем, пока не поздно.

— Кудысь это убираться? — не понял хозяин. — Мы отсюда — никуда! Земля тут наша, дома, скотина вся, обзаведение… Не-ет, дурней нема. Пересидим, авось пронесёт, как всегда проносило. Голодухи-то и так случались, да проходили, бесконечных не бывает, это всякому знамо.

Старый Хрофт промолчал. Не убедить, не поверит. Да и как ему поверить-то? Где тот Ямерт, где те боги? Там, далеко, за небом, а может, и ещё дальше.

Но… Страх служил ему верно. Словно старый преданный пёс, он поднимал тревогу, когда, казалось бы, ничто ничему не угрожает.

— Сотворят тут землю пусту, — проговорил Старый Хрофт.

— Ась? Чавось?

— Ничавось, — отвернулся Отец Дружин. — Беги отсюда, говорю тебе, дурачина. Детей в охапку и беги. Куда глаза глядят. Проклято это место.

— А ты не каркай! — взъерошился мужичок. — Место ему тут проклятое, вишь, чаво удумал!..

Старый Хрофт, не отвечая, повернулся спиной к нахохленному и что-то гневно бурчащему хозяину. Пошёл прочь, обратно к руинам святилища.

Голыми руками размёл легкий пепел. Хорошо жгли местные мужички, спалили всё, даже головней не осталось, только зола.

Вот и почерневшие старые камни, покрытые копотью, но под нею — высеченные навечно руны. Древние руны, времён Асгарда.

Не обращая внимания на вздымающиеся облачка пепла, Старый Хрофт переходил от камня к камню, касаясь каждой из рун, проводя пальцами по её извивам: знаки спят, но вложенная когда-то в них сила не ушла до конца.

Но что дальше? Буря собирается, она уже совсем рядом, хотя небо чисто по-прежнему, и нет никаких признаков, что…

Стой, бог Один. Признаки есть, просто ты боишься признаться в них даже самому себе.

Похоже, новые хозяева сущего решили не размениваться по мелочам.

Он медленно поклонился рунам. Они сделали всё, что смогли, предупредили и предостерегли. Оставалось только воспользоваться этим предостережением.

Возле умерших окончательно руин делать было нечего. Отец Дружин решительно зашагал обратно к домам, глядя перед собой невидящими глазами и вслушиваясь, вслушиваясь, до боли напрягая слух — и страшась того, что тщился услышать.

Это начиналось словно низкий, басовитый звук, родившийся и умерший где-то в заокраинном далёке, но для Отца Дружин это вновь открывались врата миров, вновь шли те, кому предстояло сражаться за Ямерта и его родню.

Старый Хрофт полуприкрыл глаза. Да, всё точно. Прошедшие Боргильдову битву тут ошибиться не могут. Приближались слуги Молодых Богов, приближались во множестве… и приближались сами хозяева Хьёрварда. Хьёрварда и всего сущего.

Почему здесь? Почему именно сюда, на эту несчастную деревеньку оказался обращён их гневный взор? Отец Богов не знал. Быть может, они следили за ним? Быть может, он сам навлёк на здешних поселян эту злую судьбу?

Рука сама потянулась к левому боку, где всегда висел меч, — однако встретила лишь пустоту. Крепкий дубовый посох — вот и всё твоё оружие сейчас, Отец Дружин.

Сам он оставался стоять, как стоял, на перекрёстке двух дорог, проходивших через селение, там, где получилось нечто вроде маленькой торговой площади и где по-прежнему зазывно ухмылялся громила с пенящейся пивной кружкой на облупившейся вывеске постоялого двора.

Осеннее небо быстро темнело, облака поднимались от горизонта прямо вверх, словно занавес. Кто-то закричал, крик подхватили, он катился от двора ко двору, от дома к дому, словно морская волна. Хлопнула дверь, другая, взвыл пёс, протяжно замычала корова. Всхлипнув, мимо Старого Хрофта пробежала женщина в поношенной юбке и наспех накинутом кожушке, волоча за руку мальчугана лет четырёх и прижимая к себе совсем ещё крохотную девчушку.

На стиснувших посох ладонях Отца Дружин побелели костяшки.

Это будет похлеще Боргильдова поля, вдруг подумал он.

На фоне тёмных сгущающихся туч заблистали тысячи и тысячи летучих искорок, послышалось басовитое нарастающее гудение, словно множество пчёл устремлялось к улью.

Вокруг метались и вопили люди, мужчины хватали оружие, женщины — детей, кто-то выводил скотину, но бежать было некуда: тёмное кольцо замкнулось, завыл ветер, в лицо и словно разом со всех сторон, так что даже не повернёшься спиной.

«Женщин и детей», — подумал Отец Дружин. И сразу же одёрнул себя: «Нет. Что они станут делать без мужчин? Только погибнут зря. Нет, выводить, так всех…»

Легко сказать, но как?

— Люди! — загремел Старый Хрофт, резко вскидывая голову. Голос его услышали во всех без исключения концах селения, даже те, кто прятался в погребах и подвалах. — Все сюда! Немедля! Надо уходить, скорее!

Бегущие, суетящиеся, толкающиеся и спотыкающиеся обитатели безымянной деревушки останавливались, замирали, с изумлением глядя на Хрофта, словно впервые заметив.

Никто даже не спросил: «Кто ты?»

Тёмно-синий плащ развевался за плечами Отца Дружин, безжалостно треплемый свежим ветром. Одной рукой придерживая широкополую шляпу, Старый Хрофт поднял посох, указывая на вытянувшийся язык леса.

— Туда! Все туда! Я — последним!

Ни одного возражения, ни единого даже взгляда, где читалось бы сомнение.

Но со всех сторон, без малейших просветов, надвигается целая туча летающих огоньков, и острый глаз Старого Хрофта видит уже не огоньки, не отблески, а громадных, чуть ли не с волка величиной, ос, полупрозрачных, светящихся изнутри.