Карина Демина - Ведьмаки и колдовки

— Панночка Алена. — Себастьян поднял недоеденный кусок колбасы и кое-как отер о покрывало. И вид себе вернул прежний, слегка придурковатый. Аленку взял за ручку жирными пальцами, рыгнул сыто, отчего бедную аж передернуло, и к ручке припал.

Обслюнявил всю знатно.

— Вернитесь к себе. И ведите себя как прежде…

…Аленка ручку выдернула и торопливо за спину спрятала.

А ведь колбасу краковельскую она на дух не переносит из-за чесночного ее запаха.

— А… вы?

— И я вернусь. От доем и вернусь. — Он еще и грудь волосатую почесал, сказав доверительно: — Вы не представляете, до чего мне жрать охота…

У двери Аленка тайком понюхала пальчики и скривилась-таки…

…чесночный дух — привязчивый.

Но ушла, унося осколки разбитых мечтаний.

— Евдокиюшка… — Себастьян перекинул покрывало через плечо и снова грудь поскреб, — а с вами…

— Со мной можете комедию не ломать. Влюбляться в вас я не собираюсь.

— Даже так…

Взглянул пристально, и неуютно стало под этим колючим, лишенным всяческого дружелюбия взглядом. Еще немного — и наизнанку вывернет…

— Как уж есть, — ответила Евдокия, заставляя себя глядеть в глаза. И улыбаться.

Как маменька учила…

— А вы подумайте…

— Уже подумала.

— Я могу быть очаровательным… и очень милым… мы с вами чудесно проведем этот вечер…

Рука сама собой к канделябру потянулась. Себастьян хмыкнул и, пощупав затылок, Аленкиными стараниями целый, сказал:

— Ладно-ладно… с Лихо я сам поговорю… — он взобрался на подоконник, — а вам, панночка Евдокия, нервы лечить надобно… вы слишком остро на все реагируете.

Вот поганец!

Глаза б Евдокиины его не видели…

— И платье свое забирай! — крикнула она, швырнув мятый комок в темноту…

…Гавел ничуть не удивился, увидев ненаследного князя. Тот, выбравшись из окна, весьма бодро и, по мнению Гавела, несколько необдуманно сиганул в кусты роз.

Сорт «Белая панночка» отличался крупными бутонами бледно-золотистого колеру и шипами исключительной длины. Сам Гавел уже успел свести с оной панной знакомство, а потому сдавленную, но весьма выразительную, можно сказать, наполненную яркими образами ругань князя слушал с сочувствием.

— И платье свое забирай! — донеслось из окошка, и на голову Гавела свалился надушенный мягкий ком, надо полагать — то самое платье…

Гавел платье скомкал еще более и спрятал в сумку: вещественным доказательством будет.

Или пойдет на платочки старухе, а то не напасешься…

…соседка снова жаловалась…

…требовала, чтобы Гавел из своей командировки вернулся… а он, слушая в телефонный рожок возмущенное бормотание, лишь вздыхал…

…пришлось злотень сверху пообещать…

…и наверняка мало будет…

…но последний месяц судьба к Гавелу была благосклонна весьма, и банковский счет его потихоньку прирастал. Если бы не старуха, этих денег Гавелу хватило бы года на два, и не в той каморке. А что, снял бы квартирку в приличном доходном доме, пускай и небольшую, но чистенькую… и нанял бы кого убираться дважды в неделю. Купил бы себе белую фильдекосовую рубашку, а к ней — желтый галстук… и пиджак фиолетовый, бархатный, с хлястиком на черных пуговичках…

Тросточку опять же.

И в дни выходные гулял бы в королевском парке, как иные приличные люди…

Гавел вздохнул, сам себе признаваясь, что мечты его эти, пусть и не особо сложные, все ж несбыточны. От старухи ему не избавиться, так что и тросточка, и пиджак, и рубашка остались в памяти, а Гавел сделал снимок…

Меж тем Себастьян Вевельский из кустов вырвался и, сплюнув погрызенный лист «Белой панночки», потянулся. На сей раз князь был не совсем обнажен. И если Гавелу досталось платье, то себе Себастьян оставил женские преочаровательного вида панталончики, с кружевами и атласными бантиками…

…он потянулся и поскреб плечо, на котором проступила жесткая черепица чешуи.

А потом легкой походкой двинулся по дорожке. Таиться ненаследный князь и не думал, он шел не спеша, то и дело останавливаясь, поводил носом, точно принюхивался, и что-то бормотал…

Гавел держался в отдалении…

…а если все не так, как Гавелу виделось?

Если не в изменившихся пристрастиях его дело, а в том, что не выдержал Себастьян Вевельский тяжкой акторской работы? Разумом подвинулся?

Гавел нахмурился и почесал шею: его, в отличие от ненаследного князя, комарье окрестное, лишенное всякого пиетета перед королевскими владениями, очень даже жаловало.

…а и вправду…

Князь все же…

…и работа у него мало лучше Гавеловой… вспомнить хотя бы те месяцы, которые князь в банде Соловейчика пробыл… или дело с крестовецким маньяком, неделю Себастьяна на цепи продержавшим… тогда ли он разумом подвинулся?

…или еще раньше?

Ах, до чего нехорошо получилось…

Себастьян Вевельский, остановившись у очередного куста, опустился на четвереньки. Нюхал он траву, и землю, и фонарный столб, который повадились метить местные кобели. Именно этот столб ненаследный князь изучал с особым тщанием.

— До чего интересненько, — сказал он громко, окончательно убеждая Гавела в своей ненормальности.

…а если так, то и с ведьмаком, выходит, не все ладно?

Гавел похолодел.

Конечно, слухи-то давно ходили, дескать, разменял Аврелий Яковлевич не первую сотню лет… иные-то старики и на седьмом десятке блажить начинают. Но ведьмак-то крепким оказался, держался… не выдержал… или княжеское безумие на него повлияло?

А может, в тот, самый первый, раз стал Гавел свидетелем некоего таинственного ритуала?

Или не свидетелем, а…

Помешал?

Он ведь слышал, что ритуалы ведьмаковские лишних глаз не терпят, а он с камерою полез… и статейка та, за которую ныне корил себя, да только что с тех угрызений совести…

Меж тем Себастьян, окончательно освоившись, двинулся в глубь парка, туда, где располагался зеленый лабиринт, в который Гавел и днем-то соваться не смел, уж больно замысловатым сей лабиринт сделали…

И как быть?

Стражу вызвать, чтобы скрутили безумца?

Гавел, потянувшийся было к свистку, в последнюю секунду передумал. Навряд ли безумца вовсе без присмотра оставили бы, а значит, надобно ждать.

И держаться поближе.

Снимок ненаследного князя в панталонах и с розанчиком в руке получился чудо до чего хорош…

ГЛАВА 3

О серьезных разговорах, а также влиянии алкоголя и фазы луны на мужские нервы

Наша служба и опасна, и трудна…

Лихослав обнаружился в центре лабиринта, у фонтана, в который залез, что характерно, с ногами. Он склонил голову, и пухлая мраморная девица в весьма символическом облачении, не скрывавшем пышных ея форм, поливала эту самую голову водой. Вода лилась из кувшина, который девица возложила на плечо, кокетливо придерживая двумя пальчиками. И Себастьян, прикинув устойчивость конструкции и вес этого самого кувшина, испытал некоторое волнение.