Дана Арнаутова - Подари мне пламя. Чернильная мышь (СИ)

Монтроз сел рядом. Одним щелчком замкнул на правом запястье Маред наручник и, протянув цепь через резную спинку кровати, приковал левую руку. Подергал наручники, проверяя.

— Не жмет?

— О, что вы, все замечательно, — съязвила Маред.

— Вот и хорошо, — улыбнулась невозмутимая сволочь.

Маред закрыла глаза, но по щеке тут же легонько похлопала ладонь.

— Открой глаза, девочка. Я хочу, чтобы ты меня видела.

Подняв тяжелые веки, Маред с трудом вдохнула, уставившись мимо Корсара в темноту спальни. Спокойствие предательски исчезло, изнутри снова накатывала паника и липкий горячий стыд. Привязаны только руки, но она все равно беспомощна, и как же это страшно, оказывается.

— Ноги раздвинь. Вот так. И в коленях согни. Хорошая девочка. И очень красивая.

Лицо уже горело не хуже онемевшего и пылающего зада. Щеки, уши, шея… Эмильен звал ее красоткой, но он любил и видел в ней что-то особенное. Нет, Маред и до него не считала себя уродиной, но мужского внимания всегда избегала. Мужчины опасны, а она беззащитна. Рядом с Эмильеном она не боялась ничего, но теперь… Теперь Маред была только рада стать как можно незаметнее, и в Университете это отлично получалось. Кто обращает внимание на Чернильную Мышь? Только тот, кому срочно нужна контрольная работа.

А Монтрозу она нравилась. Он держал лицо непроницаемым, смотрел равнодушно, как на пустое место, но глаза — Маред видела — блестели от желания. Корсар ее хотел — и это страшило. А еще его наклонности… Настоящий мужчина, порядочный и достойный любви, должен быть ласковым и нежным. Все-таки женщины — хрупкие существа, об этом твердили все вокруг. Монтроз пугал почти как пламя. В детстве отец однажды повез Маред на море: врач посоветовал. Она была мала и запомнила только, как первая же волна подхватила ее и потащила за собой в море, крутя, как щепочку. Вот такой волной был Корсар Монтроз…

— Ну что, девочка. Скажи что-нибудь, — велел Монтроз, усаживаясь рядом.

Усмехнувшись, он заглянул ей в глаза, небрежно и легко поцеловал. Одна рука ласково и совсем не страшно взъерошила растрепавшиеся волосы Маред, а вторая легла ей между раздвинутых ног, не позволяя сжать их.

Маред молчала. Ее обволакивал чужой запах: теперь куда меньше тянуло одеколоном и сильнее — самим Монтрозом: сильным, здоровым мужским телом. Запах свежести от его волос, теплое дыхание на шее и лице Маред, умелые и совсем не грубые пока прикосновения. Стыд мешал осознать происходящее, и это было даже хорошо, потому что Маред не хотела его осознавать, но Корсар прикасался к ней совсем не так, как Эмильен. Тот даже в страсти был нежен и почти робок, у него никогда не было таких отвратительно властных манер. Эмильен… вот бы получилось представить, что она с ним. Может, тогда это не будет изменой?

Маред закрыла глаза — теперь уже на законных основаниях, потому что ее снова поцеловали: властно, горячо и очень умело. Невольно подчиняясь наглым губам, Маред приоткрыла рот и тут же протестующе мотнула головой — внутрь скользнул кончик языка Монтроза. Гадость какая! Она отстранилась. Попыталась, точнее. Руки не пустила цепь, а голову — ладонь Корсара. Вторая… Вторая хозяйничала у нее между ног, и Маред сначала хныкнула, а потом тихонько заскулила от ощущений, которые сама не смогла понять. Больно? О нет! Точно не больно! Горячо, очень горячо. И что-то тянет внутри живота, поднимаясь все выше, разливаясь по телу кипятком стыда. Пальцы Корсара гладили ее медленно и совершенно бесстыже, находя такие местечки, о которых она сама никогда и не думала. Вот они обвели самое сокровенное, потайное, которого Эмильен никогда не касался, щадя ее порядочность… Всхлипнув, Маред неожиданно для себя расслабилась и даже чуть-чуть развела ноги… Тут же, откликаясь на это движение, ласкающий ее палец нащупал что-то… какое-то место, скользкое и плотное, как нераспустившийся бутон… Маред захлебнулась глотком воздуха — ее насквозь пронзила маленькая горячая молния. Протестующе охнув, она снова дернулась — но кто бы позволил? Снова поцелуй, беззастенчивый, хозяйский — и вот уже чужой язык во рту ласкает ее губы изнутри…

Оторвавшись от губ Маред, Корсар улыбнулся торжествующе, дал ей отдышаться, не прекращая гладить и мягко тереть внизу, прошептал:

— Нравится, девочка моя? Я же вижу, что нравится. Давай, попроси. Попроси сделать тебе хорошо.

Еще мгновение назад потерявшуюся в ощущениях Маред словно окатило холодной водой. Попросить? Думаешь, я разомлею от твоих поцелуев? И сама, по своей воле… Сволочь, чтоб тебя! Да лучше бы ты не ласкался, а просто, молча… Нет, тебе поиграть надо!

Набрав полную грудь воздуха, она приподнялась, насколько позволяла цепь и выдохнула в лицо Монтрозу:

— Пожалуйста. Прошу вас… Идите вы сами к кому-нибудь на…мужское достоинство! Ма-а-астер…

Изумление, промелькнувшее на лице Монтроза, дорогого стоило. Может, даже, всего того, что с ней сейчас сделают. Но Маред уже было все равно. За такое не жалко и опять ремня получить. Или просто ударит?

Но Монтроз даже не попытался поднять на нее руку. Просто отпустил, прекратив ласкать. Сел рядом, улыбнулся. Весело и ласково, словно получил комплимент. И вот ту Маред впервые стало по-настоящему страшно. А королевский стряпчий, наклонившись к ее лицу, сказал четко и ясно, сверкая серебром совершенно сумасшедших глаз:

— Не хочешь по-хорошему, да? Что ж, тогда будет по-моему. Кажется, ты забыла, кто здесь подарок на день рождения.

Вот дура языкастая… Замерев, Маред смотрела в глаза мужчины, понимая, что сама напросилась на неприятности. Может, извниться? Поздно. И глупо. Она глубоко вдохнула, пытаясь расслабиться. Не помогло: живот скрутило судорогой страха. Монтроз ее пару мгновений молча смотрел на нее, потом легко и гибко встал с кровати. Не шевелясь от ужаса, Маред смотрела, как он возвращается с жуткого вида плетью из черной кожи, разлохмаченной на несколько хвостов… А это что? Кляп?!

— Я вот думаю, — совершенно обыденным тоном сказал Монтроз, снова присаживаясь рядом, — затыкать тебе рот или нет? С одной стороны — стоит. В гостиной не слышно звуков из спальни, но криков я сам не люблю. С другой — вдруг тебе захочется сообщить, как ты сожалеешь о своей наглости и глупости? Попросить прощения, предложить искупить вину… Обидно было бы лишить тебя такой возможности. Что скажешь, девочка?

— Вы… — беспомощно выдохнула Маред.

— Что я? Говори, раз уж начала.

— Вы заигрались, лэрд Монтроз. Я… виновата, знаю. Но вы-то что сейчас делаете? Это же… изнасилование…

Монтроз усмехнулся, небрежно протягивая блестящие черные полоски между пальцами.