Сергей Мельник - Возвращение

— Я помогу. — Его губы нежно прихватили мочку уха обдав шею жаром дыхания.

— Мне страшно. — Её руки привычно помогли ему через голову стянуть рубашку. — Это все неправильно и не верно.

Пальцы с нежностью побежали по могучей груди, губы с наслаждением покрывали поцелуями покатые трудовые мышцы плеч.

— Не бойся жить малыш. — Мощь его тела заключила ее в объятья, поднимая высоко–высоко, когда он встал с пола вместе с ней на руках, а она с силой обхватила его торс ногами до сладкой дрожи в бедрах. — Ты достойна этого…он нет…но ты да!

— Не бойся. — Сказал он ей.

И она перестала. Просто успокоилась, просто вздохнула полной грудью, просто отпустила всю ту черную мглу боли и отчаяния, что засела в груди на ветер его обещаний, дабы здесь и сейчас стать счастливой, жадно припадая губами к его устам и телу. Он был другим, это был совершенно другой человек и, как ты не всматривайся в знакомые черты лица, это чувствовалось в каждом его движении. Там где раньше была резкость, царила мягкость и нежность, он знал что делает, не отключая разум в лихорадке сжигающей страсти. Это было ново, но этот мужчина двигался не для себя, он двигался для нее, так как это требовало ее тело, именно так как этого хотелось ей. И это было так прекрасно, что за повтором она уже потянулась сама, уже без смущения и робости, уже без мыслей сливаясь с ним, жадно беря то, чего была лишена столько лет, с криком ощущая его высоту жаром незатухающего пожара своей глубины.

Прочь мысли, прочь страхи, долой обиды! Хватит верить, боятся и ждать. Хватит уже гореть и жить ради пустых людей, здесь и сейчас она будет делать это ради себя и своего будущего! Еще! Требовала она, и еще, и снова, и вновь, она поднимала его на бой со своей ненасытностью и внутренней пустотой, которая наполнялась горячей терпкой влагой, что уже смочила не только их тела, но и скомканные в страсти простыни.

Мягкая страсть чередовалась диким пожаром, затухала в нежных объятиях и поцелуях, дабы вновь вспыхнуть с новой силой, вырываясь сладострастными криками из жадных ртов.

Экс королева Финора Вальери де Кервье, старая уставшая женщина, лежала не в силах пошевелиться, в своей постели обложенная со всех сторон подушками, разметав в стороны седые пряди волос, сквозь слезы бередя в душе клубок воспоминаний.

Как же все это было давно, как же все это и теперь близко. Через года и десятилетия, через условности бренного мира она всю жизнь несла в себе непомерное уважение к тому…кто был с ней в ту ночь. К тому, кто не дал спрыгнуть тогда с парапета башни, кто смог взять её, смог подарить ей новую и очень долгую жизнь, наполненную смыслами побед. Побед над собой, над судьбой и беспросветной тупостью серых безликих тварей, что научились в жизни предавать, истекать желчью и ядом, но даже в малой степени были не способны испытывать благодарность пусть даже не за свою, а за чужую любовь.

К исходу той сладострастной ночи, она без тени сомнений и без малейшего внутреннего упрека, твердо стоя на ногах, взяла в руки тяжелый золотой подсвечник…

Сухие плечи старушки подались вверх и вниз согласно ее мысленному вопросу, можно ли было поступить иначе? Кто его знает? Возможно, были другие пути развития. К примеру, можно было побитой собакой уползти в конуру столицы и, дождавшись там развода с постной мордой «преспокойненько», доживать оставшиеся деньки в родовом замке. Это даже смешно, но скорей всего через года, король бы соизволил сменить свою продажно–покупную дырку новой королевы, на старые добрые телеса бывшей супруги. Кто его знает, как бы время все расставило по полочкам? Об этом уже даже строить догадки неблагодарная затея.

Но вот в чем она была четко уверенна, что повторись все снова и вновь, она бы не променяла ни секундочки той ночи даже на самые радужные перспективы будущих картин.

Она была величественна в своих делах, она была масштабна и непрекословно возвышенна, когда с гордостью носила единолично корону, так как ее грех, ее камень, взятый кровью на душу, был не тяжкой ношей, а поводом для своей гордости. Поводом для того, что бы с презрением в будущем относится к людской мелочности, поводом для того, что бы не прощать измен, казнокрадства, предательства и другого беззакония. Вальери даже через века в летописях останется как самый сильный правитель Финора, под чьей властью и покровительством были приняты самые важные и основополагающие законы всей государственности. Она по истине была великой королевой, она была достойной матерью и не менее достойной бабушкой для своих внуков. Она вытащила все на своем горбу как говорят в народе. Хлебнула горя и радости, но не сломалась ни перед какими трудностями, так как были смыслы идти вперед, не опуская руки…

Были…

М–да.

Она глубоко вздохнула тяжело закашлявшись.

Похоже пора на покой. Слезы больше не бежали по лицу. Больше, пожалуй, и не нужно, свое она уже отплакала. Смыслы ушли, пора и ей…

— Привет ба. — Она даже не заметила, как в комнату вошел Паскаль, садясь на краешек кровати и беря ее за руку. — Как ты себя чувствуешь?

— А как, по–твоему, может чувствовать себя старая раздолбанная кляча, которой уже давно пора на колбасу? — Старушка ласково провела ладонью по лицу принца. — Ты давай мне тут…Без соплей что бы внучек. Держись, оно конечно не сладко тебе придется, но я верю ты справишься.

— Спасибо ба. — Он поцеловал ее руку. — Я очень–очень постараюсь тебя не разочаровать.

— Уж постарайся, сделай милость. — Рассмеялась она и, уже успокоившись, лихо подмигнула ему. — Давай не тяни, чего еще на последок от меня понадобилось?

— Ульрих Рингмарский. — Принц немного потупился, растерявшись под ее умным взглядом.

— Хороший был мальчик. — Насмешливо вскинула она бровь.

— Говорят, в твоей власти вернуть его к миру живых. — Паскаль улыбнулся.

— А что, надо? — Она задумчиво пожевала губы.

— Да, было бы не плохо. — Кивнул будущий король.

— Что бы вы без меня делали? — Старушка вновь рассмеялась. — Эх вы молодежь, все бы вам разбазаривать да ломать. Запомни внучек на будущее, все, что кажется не нужным, прячь, не выбрасывай, время такая штука, что никогда не знаешь, что тебе в будущем может пригодиться.

Стрелял наугад…ну как наугад, на зуммер Мака, ибо он четко и без кривотолков выдал мне приближение одной весьма занятной и не безызвестной мне фигуры к месту моего невольного проживания.

Молча встал, молча надел на предплечье защитный нарукавник, что бы тетива не пожгла руку, вытащил стрелу из колчана и, растянув до дрожи в руках, плечи лука без тени сомнений спустил стальной клюв стрелы, что с гулом оперения улетела через кусты в сторону тропинки ведущей от ворот моей красочной камеры содержания.