Кто откроет эту дверь? - Орестов Владимир

Но, стоит признаться, в тот момент, когда мой корабль, вместо того, чтобы выйти из гипера в астероидной поле, затрясся и провалился в какой-то синий тоннель, мыслей о том, что я открыл проход в Дальний Космос, у меня не возникло. Ну, как минимум, потому, что я умер. Так же, как и Барсик.

Не приспособленный к таким перемещениям корабль попросту взорвался на выходе в неизведанную человечеством часть космоса.

Взрыв, к моему счастью, заметил патруль камийев.

Они — камийи, оказались славными ребятами… или девчатами… вечная путаница, когда речь заходит о расе гермафродитов. Особенно если, вдобавок, они выглядят как лягушки.

Из того, что осталось на месте взрыва, они сумели восстановить не только меня и Барсика, но и собственно корабль.

До сих пор не люблю вспоминать момент моего второго «рождения». Брр!

Единственная проблема была в том, что кое в чём камийи ошиблись.

***

Верховный Ы, больше всего, похожий на огромную сиреневую жабу с крылышками, встретил нас в огромном зале, половину которого занимал своего рода бассейн, заполненный зловонной болотной жижей.

Запрыгнув на большой искусственный камень в дальнем конце зала, Верховный Ы заквакал. Тут же над моей головой загнусавил автоматический переводчик (тоже одно из неоспоримых доказательств превосходства технологий камийев над земными).

— Мы рады приветствовать его высокоблагородие Барсика на нашей скромной планете. Осмелюсь, прежде всего, похвалить великолепный внешний вид и интеллект вашего питомца! Ваше животное практически разумно!

Я покраснел и (во всём виноват проклятый кот!) разумеется, почувствовал, как заходили ходуном мои уши. Барсик, напротив, приосанился.

— Я надеюсь, что наша встреча окажется лишь первой кочкой в том бескрайнем болоте дружбы, которое наши цивилизации выкопают совместно. Позвольте задать вам несколько вопросов о вашем мире, ваше высокоблагородие?

Следующие сорок минут стали для меня кошмаром. Схватившись за голову, я слушал, как Барсик рассказывает верховному Ы о Земле.

О расе кошек, создавших полуразумных питомцев-людей, об автоматизированных фабриках по производству пустых картонных коробок, о Святом Марте и других сложных ритуальных таинствах…

Кот вещал, переводчик что-то квакал. Я в ужасе представлял встречу камийев с землянами, как вдруг:

— Прошу прощения! — немного смущённо заквакал верховный Ы. — Я совсем забыл представить вам представителя дружественной нам цивилизации Пляма, присутствующего в зале. В отличие от нас с вами, ваше высокоблагородие, плямчане давным-давно утратили органические тела и существуют в виде лучей энергии…

В центре зала из ниоткуда появилась маленькая красная точка и быстро направилась в нашу сторону:

— Нет! — успел выкрикнуть я, но было уже поздно.

С диким мявом его высокоблагородие Барсик прыгнул на представителя цивилизации Пляма…

***

Спустя тридцать лет я готов с уверенностью констатировать — в итоге, всё закончилось хорошо.

Плямчанин не пострадал — энергетические сущности не бояться даже самых острых и длинных когтей.

Сам же инцидент позволил мне наконец-то донести до своих спасителей — кто в нашей паре кем является. До этого они только снисходительно кивали мне и тихонько шептались между собой. Барсик объяснил мне ещё в первый день, что они восхищаются интеллектом полуразумного существа (то есть меня!) и, одновременно умиляются тому, насколько сложны и продуманы мои фантазии. Чёрт его знает, может, так всё и было, а, может, Барсик мерзко шутил… У него, к сожалению, уже не спросишь.

Как оказалось, искусственно «разогнанный» интеллект не мог быть вечен. На самом деле, Барсик начал деградировать уже в день аудиенции с верховным Ы — откуда иначе взялась вся эта тяга к когтеточкам и указкам?

Первые дни после разоблачения я списывал его нежелание говорить на то, что он был расстроен раскрывшимся обманом, но когда однажды ночью, он залез мне на грудь и разбудил меня отчаянным мурлыканьем «Корррм! Корррм! Баррсик хочет корррм!», я всё понял окончательно. Спустя ещё два дня передо мной предстал мой старый, добрый кот.

Честно говоря, мне до сих пор немного грустно.

Но когда мы собираемся у меня на партию в покер (уже много лет как без Лёшки Петрова — Большая катастрофа на Марсе семьдесят шестого года не пощадила даже нашего великого и ужасного хфизика-трансядерщика), я то и дело поглядываю на Барсика.

Барсик — моя личная жемчужина биоробототехники, — кошачий мозг в идеальном селенциево-кадмиевом теле, всегда пристально смотрит на меня и подмигивает правым глазом — мол, блефует противник или часто-часто левый — сбрасывай карты, да поскорее.

А иногда, он бросает выразительный взгляд на мои уши и демонстративно дёргает своими — сигнал, что я слишком заметно блефую.

Когда игра заканчивается, он спрыгивает с холодильника и идёт в комнату — к одной из своих десяти когтеточек.

Мы с вами встречались…

Мы с вами встречались. Правда, вы этого не помните, да и не можете помнить.

Это я стоял в палате для новорожденных рядом с врачом, когда вы делали свои первые вдохи. Это я буду стоять в толпе на кладбище, на похоронах вашей бабушки, тетки… ваших похоронах, с личиной малознакомого родственника из глубинки, кладбищенского сторожа, случайного зеваки.

Какая разница, с какой личиной? У меня их слишком много.

Каждый из вас видит меня по-своему, но никто никогда не видит правды.

На огромной, заросшей немытой посудой и грязью кухне, Кулинар готовит Эссенцию. Хищный орлиный нос, маленькие, глубоко посаженные глаза: слезящиеся, мутноватые. Желто-серый халат, изгвазданный до невозможного: один карман надорван по шву, на боку — гигантская заплата, левый рукав кто-то долго и с удовольствием пережевывал…

Пять тысяч лет…увольте, такого и быть не может.

Я сижу на ближнем к окну конце гигантского стола, на маленьком расчищенном уголке — только-только хватает места поставить кружку, и прихлебываю кипяток, скупо сдобренный парой листьев зеленого чая. В колбах, пробирках, кастрюльках, бесцеремонно оккупировавших всю поверхность стола, что-то кипит, булькает, шипит, откуда-то несет сероводородом и одновременно весенним лугом.

Я никогда не спрашиваю, ЧТО и КАК мешает Кулинар, как он получает Эссенцию. Некоторые вопросы могут быть убийственно опасными. Мне важен только результат: два десятка миниатюрных запаянных колб на тумбочке у входной двери, отливающих всеми возможными цветами мира: от грязно-фиолетового до огненно-желтого. Колб с Эссенцией.

— Замерз? — Равнодушно спрашивает Кулинар, ни на секунду не отрываясь от своего дела: он мешает, переливает, взбалтывает, варит, варит Эссенцию.

Самое чудесное и самое страшное вещество вселенной. Вещество, названия которого не знает никто в этом мире, вещество, о самом существовании которого слышало не более десятка людей. Домыслы, легенды… Ну и правильно. Не надо знать людям, что на свете существуют такие вещи.

Я киваю и перехожу к делу:

— Пятнадцать, — выгружаю на стол из сумки колбы — точно такие же, как стоящие в штативе у двери, но их наполняет водянистый поблекший туман. Жалкое подобие, выдохшаяся использованная Эссенция.

Кулинар сразу возвращается к работе: не глядя, хватает колбу за колбой, мгновение смотрит оценивающе на свет, разбивает, сливает, приговаривая к себе под нос:

— Банально, старо… эту — вон, совсем истрепалась, новую сделаем…Хм… Помню…помню… разделим пополам…

Глаза сверкают, спина распрямляется… дирижер невидимого оркестра, шеф-повар самой безумной кухни вселенной: там долить, это перелить, процедить, перемешать…да… за сотни лет можно добиться и не такого профессионального уровня.

Внезапно замирает, шепчет пухлыми губами:

— Опасно… черт возьми…опасно, но надо, давно такого не было… три дня варить…и не факт… — потом переводит взгляд на меня: — Все иди, иди, видишь — не до тебя. Забирай колбы и уходи! Завтра жду… — и вновь кидается обратно к штативам. Все для него меня уже нет. Есть только он и Эссенция.