Грехи и молитвы - Ира Малинник
Слова местного священника не шли у Карла из головы. Проведя почти всю жизнь во Флоренции, рядом с архиепископом, он, конечно, понимал, что в мире бушует зло. Каждый раз, помогая преподобному Абеле, Карл убеждался, сколько в мире зла, но только сейчас он лично столкнулся с ним.
Подумать только — его братья там, во Флоренции, проводят обедни и службы, молятся Господу и просят Его о благословении — но их труд нужен не в застенках церкви, а тут, среди деревень, где простые люди страдают от дьявольской напасти.
Он вдруг вспомнил свое детство. Ему легко думалось в дороге, под мерный перебор копыт коня. Когда Карл был маленьким, с ним не было никакого сладу — мать и отец едва могли за ним уследить. Карл был головной болью всей деревни, пока однажды в ней не объявился новый священник.
Едва Карл посмотрел на него, как понял, кем хочет стать, когда вырастет. От мужчины веяло мудростью, теплом и заботой. Карлу казалось, он излучал невидимую силу, которая была способна укрыть и прихожан, и всю деревню и даже всю страну. И тогда Карл понял: его сила — в его страстности и энергии. Жизнь била в нем через край — и теперь он знал, в какое русло ее направить.
Впервые переступив порог церкви, маленький Карл замер от нахлынувших на него чувств. Едва уловимый запах ладана, величественная тишина, прохлада и мудрые лики святых — все это обрушилось на чувства мальчика и ударило по ним так сильно, что он еле устоял на ногах. И именно в тот момент, святой отец подошел к нему и спросил:
— Я могу помочь тебе, дитя? Что привело тебя в дом Божий?
И Карл вдруг расплакался, сам не понимая, отчего. Ему казалось, что если он ответит неправильно, его выгонят из церкви навсегда, и он уже не сможет вернуться — но как же ему объяснить это все этому мудрому и сильному человеку с такими проницательными глазами?
Но святой отец все понял и без слов. Он погладил Карла по голове, предложил ему платок, чтобы мальчик утер лицо, а после сказал:
— Ты не поможешь мне навести порядок на алтаре?
Так Карл стал помогать их местному священнику, и с каждым днем, проведенным в церкви, в нем крепла уверенность, что он обрел себя и нашел свое место в жизни. После, когда Карл уже вырос и был готов уехать из родной деревни, чтобы обучаться в семинарии, отец Анджело погладил его по голове и протянул ему маленький сверток.
— Откроешь, когда прибудешь на место, — улыбаясь, сказал он. — Ты истинный праведник, сын мой. Господь благословил тебя с рождения, и ты был рожден, чтобы нести слово Его. Я верю в тебя.
Дорога до семинарии заняла у юного Карла несколько дней, и все это время он то и дело проверял сверток, который был надежно спрятан во внутренний карман плаща. А после, спустя много долгих и утомительных часов по прибытию в семинарию, когда его сосед по комнате куда-то ушел и Карл, наконец, остался один, он бережно извлек сверток из кармана и благоговейно развязал его. На ладони Карла оказался глиняный голубь, а под ним — записка, гласящая: «Так же, как голубь принес Ною благую весть, так и ты несешь людям учение Божие и добро. Оставайся верен своему Пути, ибо ты — истинный праведник».
С тех пор глиняный голубок всегда сопровождал Карла во всех его поездках, и каждый раз, перед отправлением в дорогу, Карл гладил голубя по голове и шептал: «Даруй мне свое благословение, Отче». Вот и сейчас, удерживая уздечку в левой руке, правой Карл дотронулся до внутреннего кармана, где было спрятано его сокровище. Голубок всегда приносил ему чувство покоя и безмятежности и надежно отгонял внутренние страхи своими белоснежными крыльями.
До Ареццо было несколько недель ходу, но Карла это не смущало. Весть во Флоренцию уже отправилась, сам он не медлит ни секунды. Пусть все сложится хорошо, Господи. Пусть он успеет вовремя.
* * *
— Петрушка и укроп? Разумеется, у нас это есть, но зачем вам… — старый деревенский священник был совсем сбит с толку.
Во-первых, его сходу поразил вид юного клирика: несмотря на юный возраст, выглядел Томас, мягко говоря, неважно. Темные круги под глазами, бледный вид, трясущиеся руки и хриплый голос. Он выглядел так, будто прошел через ад, и отец Джино предпочел не задавать вопросов.
Во-вторых, то, о чем попросил юный Томас, не имело никакого смысла. Петрушка и укроп? Соль и базилик? Это еще зачем?
— Прошу, просто принесите мне необходимые травы, без лишних вопросов, — Томас устало откинулся на спинку стула. Ему немного полегчало после происшествия в церкви, но он все еще неважно себя чувствовал. — И вот еще что, проведите службу и проследите, чтобы каждый житель деревни выпил святой воды. Дайте им ее с собой — пусть пьют утром натощак.
Томас взглянул на священника и внезапно ощутил к нему жалость. Бедный отец Джино ни в чем не виноват — и никто не вправе винить его, что он хочет знать, что происходит.
— Послушайте, — сжалился Томас, — в девочке сидел бес, здоровенный и злобный. Чтобы снизить риск одержимости, поможет святая вода. Понимаете? А травы мне нужны для… личных целей. Когда я был маленький, моя матушка заваривала мне отвар из этих трав, мне это всегда помогало. Хочу взять с собой в дорогу, чтобы набираться сил. Но прошу вас никому не говорить об этом, не хочу казаться ребенком, я ведь и так слишком молодо выгляжу…
Томас неловко, через силу улыбнулся, а старик тут же закивал головой и накрыл своей сухонькой рукой руку Томаса.
— А моя матушка всегда угощала меня медом, — пустился он в воспоминания. — Бывало, прибегаю домой поздно вечером, а на столе соты — такое вот угощение. Как же я любил их разламывать, вы не представляете…. Думал, что держу в руках жидкое золото… Луиза! Луиза! — позвал он хозяйку дома. — Дашь сеньору все, что он попросит, si? А я пока пойду проверю, как дела в церкви. Нам еще нужно хоронить несчастных, упокой Господи их души…
Старик, бормоча
