Михаил Атаманов - Прорыв в Пангею

Я уже привык к обычаям Эрафии, и меня не удивляло то, что горожане воспринимали публичные казни, как один из способов развлечения для толпы. Казни различных преступников на площади возле тюрьмы проходили регулярно и неизменно собирали множество зрителей. И не только зрителей — некоторых приговорённых к смерти можно было не слишком дорого выкупить, они поступали в распоряжение своих хозяев. Этим пользовались работорговцы, выкупая сильных здоровых мужчин для использования в качестве гребцов на галерах, гладиаторов на аренах или рабочих в штольнях.

Тем не менее, я никогда ранее в Холфорде не ходил на казни. Однако в этот раз отказаться было едва ли возможно — практически весь город желал посмотреть на заслуженное наказание бунтовщикам, изуверам и каннибалам. Даже наша пожилая хозяйка дома вместе со всеми соседями собирались идти на представление. Не пойти — значило вызвать ненужное подозрение.

Мы с Каришкой решили, что на площади будет полно народу, и шанс попасться на глаза тем, кто нас знает, совсем ничтожный. Поэтому мы пошли вместе с соседями, но по дороге незаметно отстали и переоделись в привычную одежду. На площади, действительно, было многолюдно. Собравшиеся искренне радовались каждой новой жертве и восторженными криками встречали особенно удачные удары топоров палачей. Но как Каришка ни пыталась протиснуться вперёд, но протолкаться ближе к помосту, где рубили головы членам запрещённого культа, было невозможно. Да я, собственно, и не расстроился по этому поводу.

Зато моё внимание привлекла плаха возле самой тюрьмы. Тут собралось намного меньше зрителей, не было восторженных криков, было поменьше охраны. Некоторые из зрителей рыдали и причитали, кое-кто безуспешно взывал о помиловании. Здесь казнили обычных преступников. Впрочем, насколько я заметил, казнили далеко не всех. Судья из длинного свитка зачитывал список преступлений очередного приговорённого и оглашал смертный приговор. После чего другой чиновник назначал сумму выкупа и ждал реакции стоящих в первом ряду богато одетых купцов. Это были работорговцы — они пришли сюда для покупки живого товара.

Если никакой реакции не было, то упирающуюся связанную жертву помощники палача в масках тащили на плаху, силой ставили на четвереньки и пригибали голову на массивный окровавленный чурбан. Следовал широкий замах топора, глухой удар, и голова преступника падала в большую плетёную корзину. После чего помощники палача сбрасывали агонизирующее тело куда-то в люк на помосте.

Но обычно кто-то из работорговцев лениво поднимал руку, соглашаясь купить нового раба. После этого помощник купца отсчитывал судейским положенное количество монет, и слуги уводили сияющего от счастья преступника, избежавшего немедленной смерти. Возможно, уже очень скоро, отупев от непосильного труда и побоев, эти рабы будут жалеть, что их купили. Но пока что они смеялись, пели от радости и готовы были целовать ноги своим новым хозяевам.

Не все приговорённые были людьми — изредка встречались и дварфы, и полуэльфы, был даже один гном. Гнома выкупить было нельзя — его судили за убийство городского стражника. После того, как судья огласил смертный приговор, гном визжал так, что закладывало уши. Бороться с держащими его охранниками он не пытался, просто визжал и визжал, пока топор палача не пресёк его жизнь.

Среди преступников большинство обвинялись в разбое и убийствах, хотя встречались и попавшиеся на воровстве. Я сразу заметил, что никто из приговорённых не состоял в Гильдии Воров. То ли профессиональные воры редко попадались, то ли Гильдия позаботилась, чтобы её члены не попали в списки смертников. Что ж, это несколько обнадёживало.

Я стал тянуть Каришку за рукав, предлагая постепенно убираться. Всё-таки зрелище казни было для меня весьма неприятным, временами меня даже начинало мутить, но Каришка просила ещё подождать, так как осталось всего с десяток преступников. Я согласился и стал внимательнее рассматривать последних смертников.

Я не физиономист, но порок и злоба настолько отчётливо впечатались в лица этих связанных людей, что я не сомневался — невиновных тут не было. Разве что минотавр выделялся на фоне этих отбросов общества. И не только габаритами — он был высотой около с двух с половиной метров и очень широк в плечах — но и каким-то внутренним огнём в глазах. Он единственный стоял с гордо поднятой головой. Минотавр был жестокого избит. Бесчисленные следы от плетей густой сетью покрывали его тело, морда была покрыта запёкшейся кровью, а огромная правая рука безжизненно болталась. Но он так и не смирился со своей участью — четверо дюжих стражников с трудом удерживали гиганта, который регулярно пробовал сковывающие его тело цепи на прочность.

Судья зачитал список преступлений — минотавр служил наёмником у одного из баронов, который вышел из подчинения Совету Рыцарства. Защищая мятежного барона, оказал сопротивление солдатам Империи, убив и искалечив несколько человек. Попал в плен и был продан в рабство, однако отказался подчиняться хозяину, несмотря на все угрозы и побои. Был перепродан гладиатором на арену Холфорда, однако вскоре попытался бежать вместе с оружием. При побеге убил охранника, но был схвачен и приговорён к смерти.

— Обвинения очень серьёзные, двести золотых выкуп за жизнь, — скучным голосом проговорил чиновник.

— Двести? Дороговато что-то. Он же искалечен и к тому же буйный. Его всю жизнь придётся держать в кольце подчинения, — стал спорить один из работорговцев.

— Сто пятьдесят, — согласился снизить цену судейский.

Работорговец приказал своему слуге осмотреть товар. Юркий горбун в шутовских нарядах, кривляясь и паясничая, смешной подпрыгивающей походкой подошёл к связанному минотавру и приказал тому показать зубы. В ответ раздался грозный рык:

— Пошёл прочь! Я скорее умру, чем соглашусь стать рабом! Я убью любого, кто попытается надеть на меня ошейник подчинения! Я жил свободным и умру свободным! — зверь, в который уже раз, попытался вырваться из опутывающих тело цепей, за что получил несколько сильных ударов древками копий.

Шут отпрыгнул от страшного косматого зверя и обернулся к своему хозяину, ожидая дальнейших распоряжений. Купец же после демонстрации неповиновения потерял всякий интерес к минотавру. Других покупателей не оказалось.

— Приговаривается к смерти! — проговорил судья.

— Стойте! Я покупаю его! — громко произнёс я.

Да, я решил вмешаться. По многим причинам — во-первых, я симпатизировал этому гордому силачу. Собственно, на мой взгляд, он был единственным из всей толпы преступников, кто заслуживал помилования. Кроме того, я вспомнил слова пророчества: