Лорел Гамильтон - Гамильтон

Я знаю, что побледнела. Ничего не могла с этим поделать. Знала, что ему понравится мой страх, но не могла этого предотвратить. И тут он наклонился ко мне. Наклонился через кровоточащее сердце, труп и наши окровавленные руки. Наклонился для поцелуя.

- Не смей, - прошептала я.

- Ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловал, - шепнул он в ответ.

- Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался.

- Отлично, - улыбнулся он. И поцеловал меня.

Нож Фредо в моей руке уже целился в очередную грудную клетку, когда Олаф отпрянул из зоны досягаемости. Он засмеялся густым и глубоким смехом. Счастливым смехом, совершенно не подходившим к тому, чем мы занимались. Он оставил меня с ножом в одной руке и сердцем в другой. Не будь руки заняты, я бы наверняка потянулась за пистолетом. А потом смогла бы списать это на кратковременное помешательство.

Олаф вытер свои окровавленные руки об одежду, но не только о футболку. Он провел ими по телу, начиная с мускулистой груди и заканчивая низом живота. Причем пах он начал почесывать окровавленными руками, наблюдая за моей реакцией.

Это меня достало. Я отложила сердце и нож на пол и попыталась добежать до ванной комнаты, но не успела. Меня вырвало у входной двери в рекреацию. Я блевала, пока было, чем. Блевала до тех пор, пока голова не начала раскалываться, а изо рта не пошла желчь. Мика приложил к моему лбу прохладную, уже человеческую, ладонь. Натаниэль отвел от моего лица волосы, потому что мои руки все еще были в крови.

***

Олаф покинул город. А у меня появился новый регулярный ночной кошмар. В нем мы с Олафом кромсаем тело, вот только во сне это было намного кровавее, причем Джованни при этом вопил, а я отвечала на поцелуй Олафа. Может, временное помешательство толкало меня вовсе не застрелить его.

Питер не стал принимать укол, и не подхватил ликантропию. Он вернулся домой, медленно поправляясь, как приличествует человеку. Но ему всего шестнадцать, и он в хорошей форме. Питер обязательно поправится, но в память о событии у него останется парочка мужественных шрамов. Не имею ни малейшего понятия, что рассказал Донне Эдуард. И не уверена, что хочу это знать.

Доктор Лиллиан зашила царапины на моей груди.

- Разве что ты не против шрамов? - ответила она на мой вопрос по поводу необходимости этого. Оказалось, что я против. Но все же спросила, почему на груди останется шрам, если живот и бок зажили превосходно. Там ведь раны были намного серьезнее. Доктор и ее коллеги предположили, что кормление от лебедей дало мне достаточно энергии не только на то, что спасти всех, но и на то, чтобы полностью залечить раны, быстрее даже, чем излечиваются нормальные ликантропы. Я не уверена, что полностью понимаю смысл выражения «нормальный ликантроп». Однако Лиллиан попросила меня впредь быть осторожнее.

- Ты не всегда сможешь покормиться от целой группы зверей. - Хороший аргумент.

Жан-Клод отослал Самсона назад, в Кейп-Код, еще до начала сражения. Он не хотел, чтобы сын его друга оказался убит. Так что Самсон уехал, так и занявшись со мной сексом. Планы его матери оказались нарушены прибытием Арлекина.

А еще во мне теперь живет тигрица, за это отдельное спасибо Марми Нуар и Солидат. Мы даже попытались найти тигров, которые согласились бы переехать в Сент-Луис. Что интересно, случившееся наделило меня лучшим контролем над моими зверюшками. Ну, по меньшей мере, они в последнее время не пытаются порвать меня на части. Строго говоря, если выпускать одного из них, остальные остаются этим удовлетворены. Никто не знает, почему это теперь так работает. Я даже не уверена, что этот вопрос меня беспокоит, пока они ведут себя смирно.

Хэвен остался в городе со своими новыми львами. Джозеф с женой и братом бесследно исчез. Большей части прайда Хэвен предложил остаться с ним, и некоторые согласились. Хэвен со своими приятелями-бандитами на удивление покорно стараются жить по моим правилам. А мне пока удается держать Хэвена на удалении от своей постели. Львица до странности спокойно к этому относится. И опять же, какая-то часть меня хотела бы знать, почему это мои звери ведут себя так хорошо, но большая часть не склонна тревожить этот тихий омут. Я просто рада, что в чем-то стало легче жить, а не труднее, как это обычно бывает.

Ричард покинул церковь еще до того, как меня стошнило. Он так и не увидел меня в момент паники или приступа совести. Ну и что. Мы с ним уже не встречаемся. Снова. Но на этот раз, похоже, разрыв окончателен, и эта мысль не расстраивает меня. Может, именно поэтому разрыв и кажется мне окончательным.

Джейк уехал из города. Как ни странно, некоторые помнили о том, что он из Арлекина, а некоторые - нет. Он со своим мастером беспокоился о том, что вернется Марми Нуар и попытается использовать меня снова. И Джейк дал мне амулет, сделанный из такого мягкого метала, что можно было помять его края пальцами. На нем вырезаны незнакомые мне символы. Я показала амулет Марианне, своему метафизическому психотерапевту, когда увиделась с ней на следующей неделе. Джейк взял с меня обещание носить его, не снимая. После того, как я видела туфельки Марми Нуар в церкви, казавшиеся весьма реальными, я действительно склонна носить его и днем, и ночью. Не такое уж большое неудобство за возможность избежать дальнейших встреч с этой дамочкой.

Мне удалось найти священника, который согласился выслушать исповедь Малькольма. Кажется, ушло не меньше трех дней, с перерывами на кормежку, чтобы только выслушать все, что он успел накопить в себе за долгие столетия.

А Ремуса и Циско уже не вернуть. Я могла бы поднять их в качестве зомби, но ведь это не то же самое, что воскресить. Последние слова Ремуса были «Извини». За что он извинялся? Думал, что не смог меня защитить? Извинялся за то, что умирал? Или «извини» в общем смысле? Но ведь извиняться должна была я. Это ведь из-за меня он погиб.

Питер иногда звонит мне, и мы делимся друг с другом переживаниями выживших. Уже не в первый раз люди погибали, а я оставалась жить, но этот случай был самым свежим в памяти. Питер все еще с нетерпением ждет, когда повзрослеет, чтобы стать таким же, как его почти-приемный отец. Если уж смерть Циско и угроза собственной кончины не смогла излечить его от желания поиграть в наемника, то мне тем более не удастся его от этого отговорить.

Кстати, о том, что еще мне в этой жизни не удается… Мне нужно хотя бы попытаться как-то пойти навстречу потребностям Натаниэля. Я обсудила с Жан-Клодом предложение Байрона помочь мне научиться доминировать над Натаниэлем. Жан-Клод согласился, что если я твердо намерена этим заняться, то учитель мне просто необходим. Но он предложил другую кандидатуру для этого, того, кто не болтался где-то посередине между «сверху» и «снизу», а был определенно «сверху». Если я действительно желала узнать больше о садо-мазо игрищах, то Ашер был бы счастлив обучить меня этому. Честно говоря, в своем искреннем желании это знать я была совсем не уверена, но ради Натаниэля мне нужно было хотя бы попытаться. Почему бы и нет? Если даже из этого ничего не выйдет, то я, по крайней мере, смогу утверждать, что пыталась. Если же я этого не сделаю и мы расстанемся, то в этом будет только моя вина. А я больше не хочу, чтобы разрывы с моими мужчинами были на моей совести. На ранних этапах наших с Ричардом отношений мне стоило тверже стоять на своем. Возможно, если бы Ричард согласился переспать со мной сразу, как я об этом попросила, в моей постели и не нашлось бы места для других. Возможно, если… Нет, я не хочу смотреть на Натаниэля и задаваться вопросом, что могло бы быть, если. Я смогу заставить себя, я прогнусь, хотя это и нельзя назвать одним из моих достоинств. Иногда кажется, что когда прогибаешься, вот-вот сломаешься. Сломает ли меня это, если я позволю Ашеру научить меня, как сделать Натаниэля счастливым? Надеюсь, что нет.