Лорел Гамильтон - Гамильтон

Жан-Клод встал и подошел к Ричарду, попытавшись его успокоить. Это напомнило мне игру, в которой приходилось посылать в обход холма Паладина, чтобы тот собрал вывалившееся из поверженного врага добро.

Натаниэль с Микой встали по обе стороны от меня.

- Ты хочешь подойти к ней ближе? - спросил Мика, и я кивнула.

- А ты не думаешь, что я злобная тварь из-за того, что предложила ее Олафу?

- Они три раза чуть не убили тебя, Анита. Ты - моя Нимир-Ра; я собственноручно готов вырезать ее сердце и поднести его тебе на тарелочке. - Угроза прозвучала страшнее оттого, что он был в своей кошачьей форме.

- А я твой подчиненный, я не стану спорить, - сказал Натаниэль.

- В последнее время ты подчиненный, только когда тебе это выгодно.

Он улыбнулся мне.

- Я не стал бы ее резать, но мог бы посмотреть, как это делает Олаф. Она едва не убила тебя, Жан-Клода и Ричарда.

- И Питера, - кивнула я.

- А еще Циско, - напомнил Натаниэль.

Я кивнула, и хотела еще раз обернуться, посмотреть на тело Ремуса, но Мика подтолкнул меня вперед.

- Пойдем, зададим твои вопросы.

И мы пошли задавать вопросы. Когда мы подошли, Олаф как раз шептал ей что-то на ухо, вероятно, описывал, что собирался с ней сделать.

- Пожалуйста, не отвечай на эти вопросы, - услышала я. - Вампиры умирают так медленно, намного медленнее людей.

И знаете, что? Она ответила на все вопросы без малейшего промедления. Они с Нивией убили тех людей, чтобы подставить членов Церкви. Сделали они это для того, чтобы надавить на Малькольма, заставить того просто отдать Церковь им. Но тут вмешалась я и подпортила им игру, убив Нивию. Я не стала говорить ей, что и сама не знала, как именно та умерла и по каким причинам. Может, Жан-Клод позже прояснит мне этот вопрос. Коломбина должна была стать ширмой, марионеткой для Панталоне. Если бы он взял город, то даже Мать Всей Тьмы не смогла бы заставить его покинуть эту территорию. И все они - Панталоне, Нивия, Солидат и Джованни - были наемными убийцами. Единственный вопрос, который заставил ее замешкаться, был вопрос о том, на каких членов Совета они работали.

- Они убьют меня.

- Тебе уже не нужно их бояться, Коломбина.

- Ты защитишь меня?

- В некотором смысле. Тебе не нужно бояться того, что тебя потом убьет Совет, потому что мы убьем тебя сегодня, припоминаешь? А говорили мы о том, будет ли твоя смерть легкой, или не очень. Выбор за тобой.

Она покачала головой.

- Олаф, - позвала я.

- Да.

- Нам все равно придется вырезать ей сердце. Хочешь начать первым?

Он уставился на меня, стараясь решить, шучу я или нет. Я вспомнила обмякшее тело Ремуса с моих руках. Я знала теперь, что его тело тогда дернулось оттого, что Панталоне пронзил его грудь рукой, прямо через сердце, что его и убило. Я все еще слышала его последние слова. «Извини». Не «Помоги», и не «Господи, как больно». Он сказал «Извини».

- Сделай это.

Ее и Джованни скрутили, и Олаф разрезал на Коломбине костюм, обнажив грудь, после чего начал не спеша вырезать ее сердце. Он не успел далеко продвинуться, прежде чем она назвала имена. Мастер Зверей и Любовник Смерти. Но Олафа это не остановило. Он был занят своим любимым делом. Спорить с ним было все равно, что спорить с ребенком-аутистом - он нас просто не слышал.

- Я ответила на ваши вопросы, - закричала Коломбина. - Во имя тьмы, убейте меня!

Я сделала знак Нечестивцу обезглавить ее. Он одним ударом отсек ей голову, оставив глубокую отметину лезвия на деревянном полу. Вот у меня никогда не получалось обезглавливать с одного удара. Олаф поднял взгляд, когда кровь алым фонтаном забила из перерубленной шеи.

- Я еще не закончил.

- Она ответила на наши вопросы. За это я обещала ей быструю смерть.

Он бросил на меня взгляд, назвать который дружелюбным не повернулся бы язык.

- Но тебе ничто не мешает вырезать сердце, - сказала я.

- Это не то же самое, - ответил он, и мне вдруг не захотелось понимать, что за выражение появилось на его лице.

Я начала было извиняться за то, что не позволила ему вырезать сердце Коломбины, пока та была еще жива, но тут же спохватилась. Вот черт, теперь шок начинал проходить, и я не могла понять, чем вообще думала. Официально, все происходящее укладывалось в рамки закона. У меня был ордер на ликвидацию, и он оправдывал большую часть содеянного.

Олаф закончил вырезать ее сердце. Я попросила Нечестивца обезглавить Джованни. И на полном серьезе задумалась о том, чтобы попросить братьев научить меня обезглавливанию с одного удара. Вряд ли у меня такое получится, даже с мечом. Наверное, просто не хватит силенок.

Сердце Джованни я вырезала сама, с помощью одного из кинжалов Фредо, который для этой цели подходил лучше любого из тех, что я имела при себе. Я устала, шок потихоньку проходил, и стала довольно неуклюжей. Даже едва не уткнулась локтем в развороченную грудную клетку Джованни. Мне никак не удавалось справиться с державшими перикард на месте связками. Я бы порезала его, но это не привело бы к нужному результату, только наделало бы беспорядка. Я устала и оцепенела, но оцепенеть в достаточной степени еще не успела.

- Могу я чем-нибудь помочь? - присел на корточки рядом с телом Олаф. Его руки тоже был в крови, но одна из них выглядела так, словно на ней надета кровавая перчатка.

- Да, оно застряло. Кажется, я слишком устала.

Он сунул руку в проделанную мною дыру, касаясь моей руки, все еще погруженной в грудную клетку трупа. Я посмотрела на него, только когда его рука обхватила мою, прижимая еще ко все еще теплому сердцу. Мы оба склонились над телом, и наши лица были на расстоянии десятка сантиметров друг от друга, а руки торчали в мертвом теле. Он взглянул на меня поверх трупа - руки на сердце, повсюду кровь. И смотрел он так, словно то был ужин при свечах, а на мне было красивое кружевное белье.

В моем сознании промелькнула очень четкая мысль: «Я не закричу. Я останусь спокойной». Черт, да это маловероятно. И потом, ему мои вопли наверняка придутся по вкусу. Я заговорила, и в моем голосе звучала лишь тень испытываемого напряжения.

- Кажется, оно сразу за моими пальцами. Можешь достать до тех связок?

Его рука скользнула вдоль моей, продвигаясь глубже. Дотягиваясь до куска сердца, до которого я добраться не смогла, он продолжал прикасаться к моей руке. Я начала вытаскивать ее, когда почувствовала, что он подцепил не поддававшийся пучок связок. Второе сердце Олаф положил на живот мертвецу, и свободной рукой удержал меня от того, чтобы я достала свою руку из груди трупа. Он держал мою руку так, чтобы мы держались за сердце одновременно. Если бы я попыталась сопротивляться, ему бы это понравилось. Я могла бы позвать на помощь, но ведь он уже почти вытащил сердце, значит, это скоро закончится. Я замешкалась. Олаф выдернул сердце, оборвав то, что его держало, и потянул его наружу, все еще держа свободной рукой мою так, чтобы мы делали это вместе, и очень медленно. Он намеренно продлевал процесс, таращась при этом на мое лицо. Сейчас у меня уже нет проблем с тем, чтобы ковыряться во внутренностях трупов, но наши сцепленные руки, вместе выходящие из кровавого мяса, казались чем-то до странности интимным. Перед тем, как вынуть, наконец, сердце наружу, он перевел взгляд с меня на рану. Он наблюдал за тем, как наши руки появляются из окровавленной дыры прямо под грудиной. При этом руку мою он отпускать не спешил, направляя ее вверх, так что некоторое время мы держали сердце вместе, а он смотрел через кровавый кусок мяса на меня.