Джулия Джонс - Чародей и дурак

Женщина уже взяла ребенка на руки и баюкала его, нежно что-то приговаривая. Таул находил ее голос весьма резким и скрипучим, но ребенок, как видно, держался иного мнения, ибо скоро утих и принялся скулить.

— Дай мне взглянуть на него, — велел Таул.

Женщина прижала ребенка к груди.

Таул почувствовал вдруг, что очень устал. День был длинный и тяжелый, и хотелось одного: чтобы он скорее кончился.

— Сударыня, я не причиню вреда ни вам, ни ребенку, но взглянуть на него должен непременно. — Таул вложил меч в ножны — правая рука слишком пострадала, а левая не была приспособлена для тяжелого оружия — и достал взамен длинный нож. — Так что давайте его сюда.

Глаза женщины шмыгнули с его лица к ножу.

— Кто ты такой?

Таул, теряя терпение, двинулся к ней.

— Дай сюда ребенка.

— Я закричу.

— Навряд ли.

Женщина, сверля его взглядом, протянула ребенка. Таул, помня, как проворно она орудует ножом, решил больше не рисковать.

— Положи его на кровать и распеленай.

Женщина сделала, как он велел, оставив только подгузник и шерстяные башмачки.

— А теперь постой там, в углу. — Таул направил ей в грудь острие своего ножа. — Быстро!

Таул обошел кровать, чтобы не терять женщину из виду. Ребенок не спал и смотрел на него не совсем еще прояснившимися синими глазенками — такого же цвета и разреза, как у Мелли.

— Сколько ему?

— Дочка родила его девять недель назад. Она болеет, вот я и присматриваю за ним.

Эта бабка не на того напала. Таул знал толк в младенцах — он сам вынянчил новорожденного после смерти матери. Этому малышу куда меньше девяти недель. Таул осторожно перевернул его на животик, вспомнив, что все рожденные в доме Бренов носят на себе знак Ястреба. На спинке ребенка ничего не было.

— Сними с него подгузник и башмачки.

Таул увидел краем глаза, как женщина вскинула нож, и потерял всякое терпение. Она не доводится этому ребенку ни матерью, ни бабкой. Глаза у него как у Мелли, и видно, что ему нет еще и месяца. Таул подхватил младенца раненой рукой, несмотря на резкую боль в плече.

— Оставь его! — завопила женщина и подскочила к Таулу с ножом, но он пригрозил ей своим, заставив отступить.

— Подай мне одеяло.

Она сняла одеяло с постели.

— Прошу тебя, не забирай его. Пожалуйста.

— Сударыня, это не ваш ребенок — мы оба это знаем. — Таулу не нравилась эта женщина, и он не доверял ей, но видел, что она привязана к малышу. — Почему бы вам не сказать мне правду? Никакого вреда вам от этого не будет.

— И ты не заберешь его, если я скажу?

— Заберу непременно.

Таул взял у женщины одеяло, и она не сделала попытки пырнуть его ножом. Таул одной рукой как мог завернул ребенка и покачал немного, чтобы успокоить.

— Ты, я вижу, умеешь обращаться с детьми.

— Да. Когда-то я вынянчил одного. — Таул почувствовал что женщина немного утихомирилась, и успокоился сам. — Помогите мне завернуть его получше. Ему холодно.

Женщина колебалась, не решаясь расстаться с ножом.

— Да ты кто?

Таул хотел опять оставить вопрос без ответа, но потом решил открыться — быть может, и женщина ответит ему тем же. Глядя ей в глаза, он сказал:

— Я Таул, герцогский боец. Я поклялся перед всем городом защищать герцога и его наследников.

Женщина поправила одеяло, укрыв младенцу ручонки.

— И ты думаешь, что это его сын?

— Я не уверен — только вы можете мне сказать, так это или нет. Я не виню вас за то, что вы взяли его себе, — ведь вы спасли ему жизнь. Я перед вами в неоплатном долгу и весь свой век буду вам благодарен. Но прошу вас, скажите мне правду.

Женщина погладила малютку по голове.

— Если скажу, ты возьмешь меня с собой? Видишь — он меня любит. Он только меня и знает. Я ему как мать — без меня ему будет страшно.

Таул бросил нож на кровать и взял женщину за костлявую искривленную руку.

— Вы пойдете со мной, обещаю. Я вижу, что и вы его любите. А теперь говорите. — И Таул в знак доверия вернул ей ребенка.

Она вся дрожала, и ее ресницы слиплись от слез.

— Иди, иди к няне Грил. Вот так, молодец.

Присев на кровать, она распеленала левую ножку ребенка и сняла с нее башмачок. В пухлой складочке чуть выше лодыжки виднелось крохотное розовое пятнышко — знак Ястреба.

— Баралис велел мне унести его и убить, — тихо сказала она. — И я бы сделала это, кабы не Корселла.

— Корселла? Дочь Тугосумки?

— Да, и моя племянница. Ты знал ее?

— Я жил у них, когда приехал в Брен впервые.

— Славная девочка. Сердце золотое, и красавица собой.

Таул придерживался несколько иного мнения, но теперь не время было спорить.

— И что же сделал с ней Баралис?

— Он убил ее. Кроп хранит у себя ее ожерелье — он сказал мне, что получил его от хозяина.

Таул присел на кровать рядом с женщиной и тоже стал гладить малыша. Он чувствовал себя виноватым за то, что так грубо обошелся с Тугосумкой.

— Вы уж простите меня. Я не знал.

— Не за что тебе прощения просить. Баралис и с тобой поступил не лучше.

— То есть как?

— Это он подстроил убийство герцога. Я сама слышала, как он сговаривался с человеком по имени Трафф. Все как есть слышала.

У Таула голова пошла кругом.

— Где вы могли это слышать?

— У сестры, где ж еще. Трафф остановился там, а Баралис пришел к нему. Рассказал, как пройти к герцогу потайным ходом, и пообещал Меллиандру в награду.

— И вы слышали это своими ушами?

— Все до последнего слова.

— Что еще вам известно о Баралисе?

— Много всего. Я веду счет всем вельможам, которых они с Кайлоком убили. Кайлок увечит тела так, что узнать их невозможно, и выкидывает в озеро. А объявляют всем, что человек, мол, пропал без вести.

— Эти записи у вас с собой?

— Неотлучно. — Женщина похлопала себя по боку. — Тут значатся самые богатые и уважаемые бренские лорды.

Таул начинал понимать, какую ценность представляет собой няня Грил. С помощью того, что она знает о Баралисе и Кайлоке, можно перевернуть весь город.

— Нам пора, — сказал он. — Я подержу мальчика, а вы собирайтесь. Но берите только то, что сможете унести на спине, — на руках у вас будет ребенок.

Пока она рылась в шкафу, Таул качал сына Мелли. До чего же хорош этот крошка с огромными глазищами! Таул прижал его к себе, наслаждаясь теплом маленького тельца.

— Как вы собирались с ним поступить? — спросил он женщину.

— Увезти его подальше отсюда — так, чтобы никто не узнал, кто он. — Она улыбнулась Таулу — зрелище было не слишком приятным, ибо у нее недоставало передних зубов. — А ты хорошо его нянчишь.