Юлия Фирсанова - Божественная дипломатия

  Бархатная ночь спустилась на Лоуленд, долгожданная для многих его обитателей, и укутала город своим покрывалом. Пришло темное время интриг, любви, пылких признаний, время тайн, что скрываются в тенях, и ясного света звезд. Время, когда отступают прочь все приличия и откидываются словно старая шелуха условности, когда вскипает кровь, неясное томление посещает душу, и можно жить, не оглядываясь назад, просто повинуясь зову сердца и плоти.

  Она неслышно скользнула в приоткрытую слугой дверь, скинула ему на руку широкий плащ, и двинулась через широкую прихожую в указанном направлении - к тонкой полоске света справа. Вошла и замерла на пороге, дожидаясь, когда на нее обратят внимание. Могучий мужчина в расстегнутой рубашке обернулся на скрип двери и отставил на стол бронзовый кубок с вином.

  - Прости, - без малейшей тени раскаяния прошептала красавица, чуть склонив голову, отчего водопад черных волос скрыл лицо, и тут же гордо вскинулась, сверкнув яростным золотом кошачьих глаз. - Я не могла больше ждать и пришла сама. Проститься...

  Жадный взгляд мужчины скользнул по роскошному телу, скрытому лишь тонким шелком черного запашного халата, расшитого алыми языками пламени. Красные нити мерцали в свете магических шаров так, что женщина, казалось, сгорает в костре или сама есть неистовый огонь.

  'Интересно, она шла так через весь замок?' - мелькнула циничная мысль, но лишь искреннему восхищению и свету желания он позволил отразиться на своем лице. Это не было лицемерием в обычном смысле слова, но король уже очень давно привык контролировать свою мимику.

  - Вара Магжа, - проникновенно прошептал Лимбер и, приблизившись к женщине, по-рыцарски поцеловал ее руку. - Какая приятная, очень приятная неожиданность.

  Потом мужчина быстро привлек красавицу к себе и запечатлел на ее губах гораздо более алчный поцелуй, на который Магжа ответила со всей природной пылкостью, горячечно прижимаясь к любовнику всем телом с такой силой, словно хотела раствориться в нем. Лимбер ощутил, как трепещет сердце вары, переполненное сильным чувством. Подхватив красавицу на руки, король небрежным пинком открыл тяжелую дверь в спальню...

  Гораздо позже, прижимаясь к сильному телу короля, водя рукой по его мускулистой груди, Магжа не удержалась от шепота, сдобренного тенью грусти:

  - Я не могу поверить, что завтра, или уже сегодня вечером мы покидаем Лоуленд. Я только начала узнавать тебя, и уже нужно расстаться. Все так быстро кончается...

  Лимбер подождал, не последует ли за этим признанием истерика со слезами, но вара оправдала его ожидания, удержавшись от подобной пошлости, раздражающей бога хуже зубной боли. Государь потратил несколько секунд на размышления о том, насколько его привлекает новая любовница и медленно, нарочито лениво, словно поддразнивая Магжу, сказал, по-хозяйски скользя широкой ладонью вдоль гибкой спины выгнувшейся от удовольствия женщины:

  - Почему же кончается, моя золотая кошечка? Ваш отъезд вовсе не означает непременного расставания. Разве расстояния - преграда для желаний бога? Магия заклинаний связи, телепортации...

  - Ты будешь приходить ко мне? - пылая новой надеждой, Магжа приподнялась на локте, пытаясь заглянуть в глаза короля и прочитать в них правдивый ответ.

  - Если ты этого хочешь, конечно, - охотно пообещал Лимбер, и в самом деле намеревавшийся разок-другой навестить темпераментную, еще не успевшую надоесть ему красавицу, знающую толк в любовных играх.

  - Да, хочу! - откровенно, без тени ложного стыда, призналась Магжа, только крепче прижимаясь к королю широкими бедрами. В звездном свете на лице женщины алмазом сверкнула предательская дождинка слезы.

  - Почему ты плачешь? - искренне удивился король, запуская одну руку в густые волосы любовницы, а второй лаская ее груди.

  - От радости, - смущенно шепнула женщина, покрывая тело мужчины тысячами легких, словно крылья бабочки, поцелуев.

  Король только хмыкнул, принимая как данность тот факт, что никогда не поймет этих странных, смеющихся от злости, плачущих от радости, но удивительно привлекательных созданий, дарящих ему свои сердца и плоть. Лимбер легко увлекался женщинами, но и легко остывал, оставляя без сожаления былых любовниц ради новых пассий. Мало кому из красавиц удавалось серьезно затронуть старое сердце бога, он был ласков и щедр с женщинами, не требовавшими от него обязательств, но моментально остывал к тем, кто пытался шантажировать его своими чувствами. Наверное, во всех вселенных, кроме гипотетической половинки, назначенной богу Творцом, существовала только одна женщина, которую Лимбер любил и ценил по-настоящему - его дочь - принцесса Элия.

  Но не для всех последняя ночь в Лоуленде была полна радости. Вар Фарж ист Вальк вновь очнулся от уже ставших привычными кошмаров, в которых его соблазняла принцесса Элия. Или это он соблазнял ее? Но в любом случае, как бы не начинался и как бы не заканчивался сон, стойкий воин просыпался в холодном поту. Мало того, что эти демонические видения терзали его душу и плоть (плоть совершенного явно, как подсказывали испачканные простыни), так еще Фаржа точил вопрос: 'За что богиня Элия подвергает его подобным мучениям, и прекратятся ли кошмары, когда он покинет Лоуленд? А если нет?' Воин вовсе не желал прожить сотни лет, видя каждую ночь во сне Богиню Любви.

  Решение, привлекательное своей прямотой и простотой, посетило измученное сознание воина, когда он, решив, что больше уже никогда не уснет, сидел в кресле и любовался снятым со стены мечом работы великого Каартахефа. Быть может, созерцание совершенного оружия и навело его на нужную мысль.

  Для Лоуленда, как успел четко уяснить из суеты во дворе и внутри замка Фарж, одиннадцать часов вечера не считалось временем глубокой ночи, как это было в Жиотоваже, где большинство жителей отходили ко сну сразу после Третьего Танца Прощания в Храме Кристалла. Воин предположил, что дело здесь не только и не столько в особой выносливости и склонности лоулендцев к ночным развлечениям, но и в ярком свете луны мира Узла и крупных, точно драгоценные камни, звезд.

  Маленькая розовая спутница Жиотоважа - нежная Ульжара - почти не давала света, а далекие огоньки созвездий даже в самые ясные ночи слабо освещали окутанную сиреневыми ночными туманами землю. Ночи в Жиотоваже были красивы, но их эстетика не слишком радовала людей, по какому-то капризу судьбы вынужденных передвигаться в кисельно-сиреневой обманчивой темноте, где как дома чувствовали себя только крохотные жутко кусачие жучки, прячущиеся в зарослях травы. Инертные и легко заметные при свете дня розовые жигизы значительно оживлялись с наступлением сумерек и собирались в рои. Зловредные жучки достигли в деле ночной маскировки просто потрясающих успехов, и замечали их люди только тогда, когда растревоженный рой набрасывался на нечего не подозревающую жертву, обреченную потом расчесывать точки укусов несколько дней кряду, если сразу не смазал их настойкой ваики. В городах, куда жигизы залетали реже, бороться с туманами прохожим помогали мощные фонари на улицах и светящиеся указатели, а вот путникам на проселочной дороге приходилось полагаться только на чувство ориентации или брести на ощупь, поминутно рискуя напороться на рой кусак. Человек выживает и неизбежно приспосабливается ко всему, поэтому сложилось так, что в Жиотоваже издревле любовь отдельных людей к ночным похождениям считалась сумасбродством, и иначе как жигизнутыми их не называли. Но в Лоуленде, где практически любой его житель был куда страшнее невинного немного кусачего жучка, мало кто, исключая младенцев, ложился раньше полуночи. Во всяком случае, спать.