Сборник - Городская фэнтези – 2008

Когда срывалось одно нападение, Валентин затевал другое. Тама уж отчаялась выбраться из этой кутерьмы, как вдруг все закончилось.

Московские улицы рывком исчезли, и девушка очутилась в сереньком скучном подвале. Полки, заваленные всяким хламом, уютное сияние свечи, запах селедки и «Джека Дэниэлса».

И кирпичная стена. Та самая, из снов.

В центре ее зияла огромная дыра. За ней открывался крохотный глухой закуток, заставляющий вспомнить о фамильных призраках, ночном глинтвейне и звоне цепей. Похоже, хозяин подвала затеял ремонт. В углу сгрудились стройматериалы: кирпичи, мешки цемента, ведра с остатками песка. Чуть поодаль стояла огромная бадья, заляпанная раствором. Юноша с разбитым лицом без энтузиазма бултыхал в ней мастерком.

‑ Стэн!

Скорчившийся на табурете Валентин вздрогнул. Юноша поднял голову. Тама бросилась к нему, не в силах поверить, что все наконец закончилось.

‑ Стэн… Стэнчик!.. ‑ шептала она. ‑ Ты жив!..

‑ Тамка!!! ‑ Юноша неловко прижал ее к себе одной рукой. Вторая была прикована наручниками к бадье.

Валентин недовольно пошевелился, закрывая книгу.

‑ Могла бы и поздороваться, милая. ‑ Встал с табурета и подошел к бадье. ‑ Как ты сюда попала?

‑ Не твое дело! Меня Димур отправил.

‑ Значит, он жив. Жаль… О судьбе моих ребят, полагаю, спрашивать бесполезно?

Тама презрительно дернула плечом. Принц воров, называется! Сам бросил, и сам еще спрашивает!

‑ Впрочем, ‑ продолжал Валентин, ‑ теперь это не имеет значения. ‑ Он задрал штанину и вытащил из ножен «шварцмессер». ‑ Димур хороший стрелок, но до бога ему не хватает одного револьвера. Рано или поздно я его достану.

Тут Тама не выдержала:

‑ Ну за что?! За что ты его так ненавидишь? Он же тебя защищал!

‑ Конечно. Когда братва подписалась за Деньку, устроил им баню. И все‑таки я его ненавижу. ‑ Валентин зашагал по подвалу: ‑ Ненавижу. Я ведь тоже не дурак… Я в Нескучном своим человеком был. Эти мальчики, девочки ‑ они бог знает где живут, только не здесь. Все мечтают. Где‑то кто‑то их ждет, кто‑то любит… принцев‑принцесс хреновых. А нет никаких миров, понимаешь? Есть рефлекс. Где‑то кто‑то писульку черкнет, а у голубков наших почтовых перышки встопорщатся. ‑ Он резко остановился. ‑ Вот за это и ненавижу. Понимаешь, Томка? Он мечту мою отобрал. Если бы не он, не тамы его ‑ ох, каким бы я человеком был!

‑ Бандитом, например, ‑ вполголоса сказала Тама.

‑ Да хоть и бандитом. Но Все ж не слизняком убогим… Так что пойми: я его убью все равно. Чтобы других не мутил. Помнишь Этанор, эльфийку? Да где тебе… молода еще. Сгерилась наша Этанор. Отправилась искать свой мир. Из‑за него.

У Тамы перехватило дыхание.

Вот это да! ‑ бабочкой вспорхнула мысль.

Он же не колдуна убить собрался. Мечту! Дух приключений, то, что срывает людей с места, отправляет на поиски нового, странного. И пусть поиски эти временами превращаются в бегство от себя, что с того? А книги? Песни? А огонь, горящий в глазах искателей?

‑ Ты псих, Валент. Ну ты и псих…

Она выхватила пистолет и шагнула к Валентину. От грохота выстрела заложило уши. Пули ударили в Валентинов свитер и бессильно плюхнулись в бадью с раствором.

Тама смотрела на оружие, не веря своим глазам. Вокруг пуль, упавших в строительный раствор, расплывались серебряные змейки. Чем‑то они напоминали туманные разводы, бегущие в зеркале портала.

Но как же так?

Димур ведь не предатель!

Этого не может быть!..

‑ Бедная девочка… ‑ Валентин покачал головой. ‑ Ты поверила ему, да? Димур будет защищать меня, пока я не доставлю таму. Или пока не умрет.

Клинок «шварцмессера» окутался зеленым сиянием.

‑ Прощайся со своим дружком, милая. Знаешь, я все‑таки вам завидую… Сам‑то я остаюсь здесь и сейчас.

Тама опустилась на пол рядом со Стэном. «Ничего, ‑ мелькнула мысль. ‑ Зато я подарила ему месяц жизни. А он целую неделю был рядом ‑ только со мной, только для меня».

‑ Тама, знаешь что? ‑ шепнул он. ‑ Я тебя люблю.

‑ Я тебя тоже люблю. Нет, без всяких тоже. А теперь не шевелись.

Тама потянулась губами к губам Стэна. Смешно: мужественный, ершистый Стэн закрыл глаза. Словно девчонка. Валентин деликатно отвел взгляд; целуясь, Тама зачерпнула из бадьи грязи и влепила ему в лицо.

‑ На раз‑два! ‑ звонко крикнула она. ‑ Вперед!

Вцепившись в край бадьи, они толкнули ее под ноги Валентину. Тот потерял равновесие и рухнул прямиком в раствор. Пульсирующий зеленой аурой кинжал без плеска ушел на дно.

Побежали неясные волны. Там, где сталь коснулась отравленного Димуровым серебром раствора, туман бледнел, открывая путь в другой мир.

Земля, покрытая лесами и горами, ‑ с птичьего полета. Плывут облака, и меж ними лавирует обломок скалы ‑ весь в мраморе дворцов и зелени виноградных плетей.

Летающий остров Лапута.

Тама‑кинжал захлопала крыльями, становясь почтовым вороном.

Валентин вцепился в стенки бадьи. Пальцы скользили в растворе, срываясь, ветер пробивался в воссозданный Тамой портал, унося затхлый воздух подземелья. С отчаянным криком Валентин‑Миядзаки сорвался и улетел вниз.

‑ Е‑мое! ‑ Стэн вытер щеки грязной рукой. ‑ Он все‑таки попал туда.

‑ Вот что значит мечтать по‑настоящему!

И они рассмеялись. Рассмеялись так, как умеют смеяться лишь люди, живущие здесь и сейчас, и где‑то еще, и там, где ничего нет и быть не может ‑ одни только мечты.

Сияющее окно в Слаг‑Равин затягивало грязью. Человек, пытавшийся убить то, что приходит вопреки, исчез, как и не было его никогда.

Ключи от наручников, правда, он унес с собою. Даже после смерти навредил. Тама отыскала обломок ножовки, и они со Стэном принялись пилить ручку бадьи, поочередно меняясь.

‑ Слушай… ‑ Тама сдула с потного лба розовую прядь. ‑ Димур меня в Бравату приглашал. А если мы туда махнем, бадья что, за нами двинет?

‑ Вряд ли. Пробуем?

‑ Давай!

Генри Лайон Олди. Посети меня в моем обиночестве…

Сегодня опять никто не пришел.

Лодочник вздохнул, докурил трубку и встал с чурбачка. Для вечерних посиделок он всегда выносил к берегу чурбачок, ставил под ивой, садился, закуривал и смотрел на воду. Табак он выращивал сам, в огороде, за грядкой укропа и двумя кустами красной смородины. Он много чего делал сам, потому что помощников здесь не водилось.

Только он — и те, кого требовалось перевезти на другой берег.