Друиды - Морган Лливелин
— Мы мечтали вместе с ним, — напомнил я мастеру. — Мы все надеялись, что сможем остаться свободными.
Следующий день принес следующую битву. На этот раз наши союзники собрали ударный отряд из лучших воинов и атаковали римский лагерь на большом холме к северу от Алезии. Цезарь не смог защитить его подобно другим местам, уж слишком много бы пришлось копать и строить. Холм защищали два легиона. Их потеря обернулась бы для римлян серьезным уроном.
Верцингеторикс снова вывел людей за стены. Он хотел воспользоваться тем, что силы римлян оказались растянуты между первой и второй линиями обороны. Казалось, у нас появился шанс. Воины эдуев успели оправиться от предыдущего поражения, теперь германцы не должны были произвести на них столь сильное впечатление, как в первый раз. Для надежд не было особых оснований, и все же мы надеялись.
Эта схватка оказалась самой жаркой из всех. Галлы использовали римский обычай защищаться сомкнутыми над головами щитами и теперь их копья летели низко над землей, исправно поражая противника. Рикс возглавил атаку на внутренний круг с мрачной решимостью. Он понимал, что третья попытка дает ему последний шанс. Тройка — это великая сила. Тройка — это число судьбы. Стоя на стене, я забыл дышать, и так бы и задохнулся, если бы раньше не закружилась голова. В какой-то момент по крикам мне показалось, что наши воины все же прорвали римскую линию обороны. Но я тут же заметил фигуру в ярком малиновом плаще. Цезарь скакал сквозь дождь стрел и копий, будто прикрытый непроницаемым куполом. Его появление неизменно приводило к взрывам энтузиазма среди легионеров.
Я поискал глазами Рикса. Некоторое время я не мог его разглядеть, а потом вдруг вороной вылетел из рва в таком прыжке, который стал бы последним для большинства всадников. Гай Юлий Цезарь оказался лицом к лицу с Верцингеториксом. Похоже, это стало неожиданностью для обоих воинов. Оба разом остановили своих коней, но ни один даже не взялся за свое копье. Издалека немногое можно было разглядеть. Отсюда я различал только малиновый плащ и вороного коня, но даже на таком расстоянии ощутил столкновение двух могучих воль.
— Ну что, поединок вождей? — с надеждой пробормотал Ханес рядом со мной.
— Не думаю, — отозвался я. — По сравнению с нашим королем римлянин — старик. Верцингеторикс не станет сражаться с ним, это не добудет ему чести.
— А как думаешь, Айнвар, Цезарь это понимает? — Ханес сопел от азарта. — Если поймет, у него же будет преимущество! Он может напасть и разом выиграть эту войну. Если галлы увидят, как падет Верцингеторикс, они уже не смогут сражаться!
В словах Ханеса был резон. Я почувствовал, как по телу побежали мурашки. Менуа учил, что магией следует пользоваться только после тщательного обдумывания своих действий и полного осознания возможных последствий. «Сначала прочитай знаки и знамения», — часто говорил он. «Убедись, какое воздействие твоя магия окажет на будущее. Никогда не действуй под влиянием импульса!» Но когда я увидел Рикса напротив Цезаря, все наставления вылетели у меня из головы.
Не задумываясь, я связал на пальцах самый сильный из известных мне защитный символ и принялся выпевать имя Верцингеторикса. Я вкладывал в песню всю силу духа, на какую был способен. Незримый клубок энергии мгновенно пересек пространство и развернулся сетью, охватывая моего душевного друга с ног до головы. Ханес не сразу, но все же понял, что я делаю, и стал помогать. Наши голоса слились.
Мы пели и ждали, едва ли смея надеяться. Оба командующих некоторое время стояли друг против друга, а потом Цезарь высокомерно отвернулся, повернул коня и погнал его галопом вдоль своих позиций.
Смогла ли моя магия задержать руку римлянина? Никогда мне не узнать этого. Стоя на стене Алезии в тот день, мы с Ханесом хотели верить, что несколько мгновений назад мы спасли жизнь Верцингеториксу. Но доведись мне попасть в ту же ситуацию сегодня, я использовал бы всю свою силу, чтобы подтолкнуть меч Цезаря рассечь моего душевного друга пополам! Мудрость и время открыли мне великое добро дара жертвоприношения!
Бой вспыхнул с новой силой. Большинству галлов из Алезии не удалось прорваться сквозь римские порядки; рядом с Риксом оставались лишь несколько бойцов. Множество галлов карабкались на осадные башни Цезаря, откуда в крепость летели камни и горшки с огнем. Наши воины хватали римлян голыми руками и сталкивали на землю.
С высоты стен мы ясно видели Цезаря; малиновый плащ очень приметен даже на таком расстоянии. Он быстро собрал четыре новые когорты и большой отряд всадников, и теперь пытался зайти в тыл нашим увлекшимся воинам. Мы кричали, пытаясь предупредить своих, но разве услышишь одинокие крики в таком грохоте! Звуки отражались дважды: сначала от стен Алезии, потом от стен римских укреплений, и в общем столпотворении никому не было до них дела. Впрочем, наступал критический момент сражения. Теперь не до криков.
Нам оставалось лишь беспомощно наблюдать, как римские когорты слаженно ударили по измотанной толпе галлов, штурмовавших римский частокол. Легионеры уже не пользовались копьями. В ход пошли мечи. Земля быстро пропиталась кровью. Кровь не успевала впитываться и стояла ужасными пыльными лужами, воины скользили и падали, добавляя свою кровь к крови предшественников.
Эдуи попытались отступить, но тут же наткнулись на римских всадников, отрезавших им дорогу к спасению. Воинов согнали в кучу и убивали, как скот на бойне. Правда, в отличие от скота, они яростно сопротивлялись и дорого продали свои жизни. Совсем недавно они проделали долгий путь, спеша к нам на помощь. Они устали. К тому же многим из них никогда раньше не приходилось сражаться. Римляне, напротив, в последнее время ничем особенно себя не изнуряли, возводя укрепления и земляные валы. Долгая осада Алезии предоставила им возможность отдохнуть и набраться сил. Теперь они побеждали, а мы только смотрели, не в силах помочь нашим людям.
— Все. Мы проиграли, — голос Ханеса был тусклым и тяжелым, как свинец. Сейчас в нем не слышалось никакой патетики. Просто усталый, пожилой человек, утративший надежду. — Мы проиграли.
Я повернулся и посмотрел на него. Голод стер с лица барда обычное хитрое выражение, голод обглодал это тучное тело, и теперь казалось, что он носит не подходящую ему по размеру кожу гораздо более крупного человека. Глаза потускнели. Я знал, что выгляжу не лучше. Это Цезарь лишил наши тела красок жизни.
