Друиды - Морган Лливелин
Рикс выглядел изможденным. На полосе ткани, обернутой вокруг руки, засохла кровь. Он поприветствовал меня, и сказал, глядя в землю:
— Мы потеряли слишком много воинов, Айнвар. Сегодня я прикажу всадникам попытаться прорваться через римское оцепление. Пусть возвращаются к своим племенам, пусть собирают подкрепление. Каждый житель свободной Галлии, способный поднять вилы или бросить камень, должен придти в Алезию и сражаться с нами за свободу.
— У нас мало еды, — сказал я с грустью. — Запасов и так хватит не больше чем на тридцать дней, а если придется кормить пополнение, то и того меньше. Цезарь организует осаду. Любой лишний рот только ускорит наше поражение.
Рикс посмотрел на меня измученными глазами. Я впервые видел своего душевного друга таким измотанным.
— Думаешь, я этого не понимаю, Айнвар? Но что еще я могу сделать? Это последний шанс сразиться за Галлию. Ты знаешь, что будет, если Цезарь победит? Нервии могли бы тебе рассказать. Когда он разбил их, в живых остались лишь трое старейшин, а из десятков тысяч воинов уцелели пятьсот. Их продали в рабство. Когда против него поднялись эбуроны, Цезарь позвал соседей грабить их и посоветовал уничтожить это «проклятое племя», как он сказал. А когда его воины захватили Акселлодун, они отрубили руки всем защитникам и отправили их по деревням в назидание всем прочим, чтобы не связывались с римлянами. Как ты думаешь, могу я позволить случиться такому с твоим или с моим племенем, Айнвар? Или с кем-то из тех, кто верит в меня и в союз галлов? Цезарь вознамерился захватить всю нашу землю, заселить ее своим народом, а нас продать в рабство. — Рикс надолго замолчал, разглядывая свои огромные, загрубевшие в боях руки. — Что же до меня, — голос его стал хриплым, выдавая безмерно уставшего человека, — я знаю, этому римскому недомерку очень понравится замучить меня до смерти. — Он произнес эти слова спокойным, безразличным голосом.
— Такая перспектива тебя пугает? — в тон ему спросил я.
Наши глаза, наконец, встретились.
— Ничто меня не пугает, кроме потери Галлии, — ответил он.
Я вспомнил давний разговор с Тарвосом. Мужчины, рожденные воинами, любят побеждать, но они плохо переносят поражение. Гай Юлий Цезарь собирался побеждать и дальше.
Верцингеторикс приказал провести учет оставшегося зерна. Он стал сам распределять запасы, рассчитывая растянуть их на долгий срок. Он также под свою ответственность изъял у мандубиев скот, чтобы прокормить армию. Цезарь продолжал строить осадные сооружения все ближе и ближе к крепости. Тогда Рикс постепенно начал перемещать армию за стены. Алезия и раньше была переполнена, а теперь здесь просто яблоку негде было упасть.
Некоторые из князей не одобряли надежд на подкрепление. Они ссылались на нехватку продовольствия, при этом каждый говорил прежде всего о своих соплеменниках.
— Вы видите только у себя под носом, — сказал им Верцингеторикс. — Неужто нельзя пойти на небольшие лишения ради окончательной победы? Ваши люди готовы умереть, но не хотят немного поголодать! Ладно. Об этом еще поговорим. У меня есть хорошие новости. Эдуи собирают огромное ополчение, и оно скоро прибудет сюда. Вот тогда мы и поймаем Цезаря в ловушку. Его армия окажется между нами и силами эдуев, и мы покончим с ним, наконец. Заодно доберемся и до римских запасов!
Когда вожди ушли, я спросил Рикса:
— Это правда?
— Так мне донесли, — он пожал плечами. — Надеюсь, они поспешат.
Мне очень хотелось сходить в рощу и послушать иной мир. Но в Алезии, как и в Герговии, племенные рощи находились поодаль от стен, и добраться до них мешали римские солдаты. Поэтому мне пришлось изучать природные знаки и знамения в стенах Алезии, среди толп тревожных, полуголодных людей, шумевших днем и ночью. И где среди них друид мог найти тихое место, чтобы прислушаться к воле Источника?
Я старался. Но одного старания оказалось недостаточно. Мне нужна была тишина, как остальным людям нужна была еда. Вокруг меня были только люди, а мой дух взывал к деревьям.
— Береги рощу, Аберт, — шептал я ветру.
Настал день, названный для прибытия подкреплений, но о них не было ни слуху, ни духу. Цезарь перекрыл все возможные пути сообщения так, что никакие гонцы не могли до нас добраться. Мы даже не знали, выступили уже эдуи или только готовятся к походу.
Отчаяние постепенно охватило осажденных галлов. Зерно на складах заканчивалось. Дети плакали и выставляли напоказ пустые животы. Женщины побледнели, мужчины выглядели изможденными. Рикс приказал зарезать несколько оставшихся небольших стад и скормить их воинам, но этого не хватало даже части восьмидесятитысячной армии, собравшейся в Алезии. Рикс пока приберегал своего вороного. Не могло быть и речи о том, чтобы пожертвовать благородным животным.
Мы голодали. Однако голод иногда странным образом проясняет ум. Однажды утром я поднялся на стену, чтобы спеть гимн солнцу, и случайно заметил за стеной гусиный выводок, пробирающийся к реке.
Не представляю, как могли выжить гуси посреди двух армий. И все же вот они, степенно идущие к реке, словно вокруг все тихо и мирно. Взрослые шествовали важно, а за ними семенили уже слегка подросшие гусята, видимо, из позднего выводка. Поход на реку занимал их всецело. Люди и война ничего не значили для них.
Пророни я хоть слово, и тут же набежала бы толпа лучников, и некоторым счастливцам удалось бы пообедать гусятиной. Но я промолчал. Я стоял, боясь спугнуть солнечное видение из реального мира, не имевшего ничего общего с тем, что творилось в Алезии.
Да. Именно в этом и заключалась реальность: в гусином строе, неспешно ведущем молодых гусят в будущее.
Гуси уже давно скрылись из виду, когда голос внутри меня задумчиво произнес:
— Вот, Менуа, однажды и нам предстоит уйти. Люди забудут нас, но гуси все так же будут шествовать к реке ярким летним утром.
Наверное, я сказал это вслух, потому что страж на стене неподалеку от меня с удивлением повернулся посмотреть, с кем это разговаривает сумасшедший друид. Может, и так. Может, мы все немного посходили с
