Глен Кук - Воды спят

Ранмаст и Икбал захихикали, точно они были моложе Тобо и услышали очень удачную грязную шутку. Речник вел себя посдержаннее — совсем чуть-чуть.

— Ты устала и голодна, Дрема, поэтому мы прощаем тебе твою раздражительность. Возьми себя в руки. Давай-ка садись и перекуси.

Мы с Лебедем обменялись взглядами.

— Вы имеете представление о том, что здесь произошло?

— На некоторой стадии голодания возникает головокружение и человек резко глупеет.

— Джайкур, наверно, был исключением из этого правила.

Речник достал что-то, по форме и цвету похожее на гриб-дождевик, но не меньше восьми дюймов в диаметре. Эта штука оказалась тяжелее, чем гриб того же размера.

— Что за черт? — спросил Лебедь.

У Речника в сумке было еще несколько таких штук, и у остальных тоже.

Речник достал нож и принялся резать.

— Это подарок нашего дружка-демона, Шиветая. В конце концов, после целого дня размышлений, он пришел к выводу, что спасение его мерзкой задницы все-таки заслуживает вознаграждения. — Речник протянул мне ломтик в дюйм толщиной. — Тебе понравится.

Лебедь оказался смелее меня — или просто его не мучила паранойя. Он наклонился в мою сторону.

— Вкус как у свинины. Ха-ха…

Потом ему стало не до шуток. Он с жадностью сожрал свой кусок, который и внутри выглядел точно так же, как снаружи.

По строению он был плотный — почти как сыр. Уступив неизбежному и откусив кусочек, я почувствовала, что рот наполнился слюной. Вкус был такой острый, что вызывал почти болезненное ощущение. Ничего похожего мне пробовать не приходилось. Привкус имбиря, корицы, лимона, запах засахаренной фиалки… Первое, почти шоковое ощущение сменилось другим, необыкновенно приятным, распространившимся из области рта к желудку — как только я сделала первый глоток.

— Еще, — сказал Лебедь.

Речник протянул ему второй ломтик.

— Еще, — потребовала я и тут же впилась зубами в следующий кусок. Ладно, может, он и отравлен, но, в таком случае, изо всех существующих с позволения Бога ядов это — самый вкусный на свете. — Это правда, что ли, дал Шиветай?

— Примерно тонну. Я не шучу. Годится и для людей, и для животных. Даже малышке нравится.

Икбал и Ранмаст развлекались, как дети. Лебедь хихикал тоже, хотя вряд ли понимал, что их так развеселило. Я и сама разделяла их чувства. Во всем можно найти что-то забавное. Я расслабилась, на душе стало спокойнее. Даже всевозможные болевые ощущения поутихли, отойдя на второй план и не досаждая так сильно, как прежде.

— Продолжим.

Икбал чуть ли не повизгивал от удовольствия.

— Он их вырастил. Сначала весь покрылся жуткими волдырями наподобие нарывов, а потом, когда они лопнули, оттуда появились вот эти штуки.

В обычных обстоятельствах сама эта идея и сопровождающие ее образы могли показаться отталкивающими. Я усмехнулась, сделала еще глоток, представила себе этот процесс творения и чуть не расхохоталась. Взяла себя в руки, хотя и не без труда.

— Значит, в конце концов он решил вступить с нами в контакт?

— Вроде того. Когда мы уходили, он как раз пытался завязать что-то вроде беседы с Доем. Хотя, кажется, у них не очень-то получалось.

Лебедь вздохнул.

— Я не чувствовал себя таким расслабленным и умиротворенным с тех пор, как мы с Корди еще детьми удили рыбу. Ну, «удили рыбу» — это только так говорится. На самом деле мы валялись в тени неподалеку от ручья, дремали или следили взглядом за облаками, проплывающими над головой, ничуть не стреляясь чего-либо на самом деле поймать.

Даже мысль о судьбе друга не испортила ему настроения.

Я понимала, о чем он пытается рассказать, хотя лично у меня не было близкого друга, с которым мне выпала бы радость делить редкие золотые моменты детства. У меня не было детства. Я чувствовала себя просто прекрасно и сказала:

— Отличная штука, что бы это ни было. Речник, а какими еще свойствами они обладают?

— Настроение улучшается. Как начнешь хихикать, так почти и не можешь остановиться.

— Значит, нужно просто стараться не начинать. Потрясающе! Ну, долго мы будем тут рассиживаться? Пора идти.

Икбал и Ранмаст продолжали веселиться, вспоминая какую-то шутку, услышанную давным-давно.

— Парни, — сказала я, указывая направление. — Вон туда. Не дотрагивайтесь ни до чего. Просто идите и все. Нам еще подниматься вверх по лестнице.

Черт побери, меня одолевали какие-то совершенно дурацкие мысли. Один вид этих парней вызывал желание расхохотаться.

— Мы сделали открытие, — сообщил Речник. — Когда поешь, голова вроде как занята, и не до смеха.

Широко ухмыльнувшись, он загудел одну из самых грязных маршевых песен. В ней пелось о том, чем у большинства мужчин голова занята большую часть времени.

Я тоже стала подпевать и в конце концов заставила их сдвинуться с места.

Вонючий дым от сгоревших книг наполнил и пещеру древних. На лестнице он ощущался даже сильнее. Без сомнения, какая-то часть его просочилась и вниз.

Кина так и не проснулась, в этом я была уверена. Знай она, что произошло, уже наверняка предприняла бы что-нибудь. Но, конечно, ее неведение не будет продолжаться вечно.

Я очень надеялась, что мы успеем уйти достаточно далеко, прежде чем до нее дойдет вся суть случившегося. У такого создания, как она, даже сны могли нести в себе смерть.

94

Я прислонилась к возвышению на полу рядом с выходом на лестницу. Сидела, тупо размышляя о том, зачем надо было сооружать эти возвышающиеся друг над другом и постепенно уменьшающиеся круги. Впрочем, этот вопрос не слишком занимал мои мысли. Я снова ела.

— Надо же… Так и тянет все время.

И не потому, что эта пища заставляла меня чувствовать себя глупо-счастливой. Просто, благодаря ей, я не испытывала ни боли, ни даже желания спать. Осознавая умом, что тело находится на своем физическом пределе, я сидела, не испытывая никаких страданий, связанных с этим состоянием. Разум был повышенно насторожен и бодр, поскольку его не отвлекали мучения, терзающие плоть.

Лебедь проворчал что-то в знак согласия. Охватившее нас всех хорошее настроение, похоже, затронуло его меньше остальных. Хотя меня и саму не так уж сильно тянуло насвистывать или петь.

И в то же время настроение у меня улучшилось после еды, что правда, то правда.

В один из моментов просветления Речник сказал:

— Нам нельзя тут засиживаться, Дрема. Остальные сейчас уже должны быть в пути, но они уходили, надеясь, что ты вместе со знаменем догонишь их.

— Что касается знамени, то тут у меня плохие новости. Разве Тобо не говорил?