Сам себе цикл. Дилогия (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич

Ему было не до того. У него появилась надежда.

Слабая, робкая, подобная легкому дуновению ветерка в жаркий летний день, но все же это было лучше, чем ничего.

– Оставьте нас, – приказал Лев боевикам.

– Вы уверены? Он все‑таки аристократ.

– Ждите за дверью, – сказал Лев. – Я позову вас, если будет необходимость.

– Но…

– Все будет нормально, – сказал Лев. – Я вооружен.

– Я тоже, – сказал Ник.

Лев бросил на него быстрый взгляд. Наверное, сочетание Ника и оружия вызывало у него вполне понятные опасения. С другой стороны, сочетание Ника и Ломтева должно было вызывать вполне понятные опасения вообще у всех, кто был в курсе.

Как бы там ни было, боевики вышли и они остались втроем.

Подвал, три стула, стол у стены, две тусклые лампы на свисающих с потолка проводах, да несколько периодически начинающих гудеть труб, протянутых у стены – вот и все внутреннее убранство помещения.

– Когда я думал, где встречу свой последний час, такая обстановка приходила мне в голову в последнюю очередь, – сказал Кислицкий. – Полагаю, всем нам очевидно, что я не выйду отсюда живым?

– Это не так однозначно, – сказал Лев. – Если вы нам поможете…

– Оставьте эти сказки для кого‑нибудь понаивнее, молодой человек, – сказал Кислицкий.

– Домой вы уже не вернетесь, – заверил его Лев. – Да и в империи вряд ли останетесь. Но если согласитесь на сотрудничество и дальнейшую работу, мы можем обеспечить вашу релокацию на Дальний Восток.

Кислицкий нервно улыбнулся.

– Это хорошо‑хорошо, – сказал он. – Вы умеете вести переговоры, вы все делаете правильно. Сначала – шок, потом – дать человеку немного надежды. Я вам, разумеется, не верю, но это не ваша вина.

Лев пожал плечами.

– Республика молода и принимает всю помощь, какую ей готовы оказать.

– И какую же помощь вы хотите получить от меня прямо сейчас?

– Вам должны были вкратце объяснить…

– Да‑да, – сказал Кислицкий. – Один человек, два сознания, можно ли что‑нибудь сделать по этому поводу. Но я, признаться честно, думал, что ваши люди меня разыгрывают.

– Отчего же?

– Оттого, что описанная ситуация невозможна, – сказал граф. – По крайней мере, в течение продолжительного времени. Два сознания, оказавшиеся в одном теле, непременно начинают конфликтовать, и, в зависимости от разности потенциалов и еще нескольких переменных, этот конфликт решается поглощением более слабого сознания более сильным, и происходит это, обычно, в течение нескольких часов. Как максимум – в течение нескольких дней. Но чтобы две матрицы могли уживаться в одном теле хотя бы более месяца – это нонсенс.

– Нонсенс? – уточнил Лев. – Или вы просто с таким не сталкивались?

– Удивите меня, – сказал Кислицкий.

Лев молча показал на Ника.

– Это он, да? – уточнил граф. – Вот с этим объектом вы мне предлагаете работать?

– Да, – сказал Лев. – Вам нужно какое‑то специфическое оборудование? Реактивы или еще что‑то вроде того?

– Для начала я просто посмотрю, – сказал Кислицкий. – Для этого мне ничего не надо. А уж потом приступлю к работе. Если будет, с чем работать, конечно. И пусть объект сядет. Это не принципиально, но мне будет проще.

Ник прекратил ходить вдоль стены и присел на свободный стул.

– Смотреть мне в глаза не обязательно, – сказал Кислицкий и зажмурился.

– Прежде, чем вы что‑то сделаете, – торопливо сказал Лев. – Если вы каким‑то образом повредите этому человеку…

– То что? – спросил граф, открывая глаза. – Вы меня убьете прямо сейчас? Так я вам с самого начала это предлагал.

– Мы знаем, что у вас почти нет семьи, – сказал Лев. – А с теми, кто остался, вы не поддерживаете отношений. Но у вас есть лаборатория, труды всей вашей жизни, пациенты… если что‑то пойдет не так, то будьте уверены, от всего этого и пепла не останется.

– А вы думаете, мне не все равно? – спросил граф. – Вам нечем меня шантажировать, молодой человек. Но не волнуйтесь, я посмотрю на вашего пациента просто из научного любопытства. Если все так, как вы говорите, это может многое изменить в моей теории… Настоящий ученый не упустит шанс узнать что‑то новое даже перед лицом смерти…

Ник подумал, что Лев, вероятно, занимает в иерархии подпольщиков куда более высокое положение, нежели он пытался показать с самого начала, слишком уж уверенно он говорил об уничтожении всего, что может быть дорого Проводнику. Или он после увенчавшейся успехом операции так поднялся?

Проводник снова закрыл глаза. Ник сидел на стуле и ждал… неизвестно чего. Какого‑то ментального давления – если бы он еще знал, как оно должно выглядеть – вторжения чужого разума, появления очередных галлюцинаций или явления Ломтева, но минуты текли одна за другой, и ровным счетом ничего не происходило.

– Может быть, нам его палочкой потыкать? – предложил Ник. – Вдруг он просто заснул?

При звуках его голоса Лев дернулся, и, восприняв предложение слишком буквально, ткнул Кислотного тростью в колено. Тот дернулся еще сильнее, так, что чуть со стула не упал, и тут же открыл глаза.

– Это ничего‑ничего, – сказал он. – Как я и ожидал, чуда не произошло. В этом теле живет только одно сознание.

– Не увидели старого знакомого? – спросил Ник. Он был полон скептицизма, но все же в глубине души теплилась надежда, что, учинив месть и расплатившись со всеми долгами, Ломтев просто ушел.

Как‑то.

Сам.

Растворился в астрале.

– Я увидел достаточно, – сказал Кислицкий. – И не в моих силах вам помочь. Так что можете застрелить меня прямо сейчас.

– Как мы можем знать, что вы не лжете? – спросил Лев.

– А какой смысл мне лгать? – спросил граф. – Сейчас‑то? В моем‑то положении? Но помощь молодому человеку определенно нужна. Только не моя. К силе это вообще имеет довольно опосредованное отношение.

– О чем вы говорите? – спросил Ник.

– Скажите, вам знаком такой термин, как «диссоциативное расстройства идентичности»? – поинтересовался Кислицкий.

– Э… вы хотите сказать, что мне нужно в психиатру?

– Если вы хотите что‑то сделать с нынешним положением дел, то да, – сказал граф. – С другой стороны, вы можете принять его. И продолжать им наслаждаться.

– Не понимаю, – сказал Ник.

– Все вы понимаете, – сказал Кислицкий. – До недавнего времени они считалось относительно редким расстройством, диагностируемым лишь у трех процентов населения, и практически никогда – среди аристократии, но новые исследования показали, что такие случае нередки, а знатные семейства просто предпочитают не выносить сор из избы. Самая распространенная причина – тяжелая эмоциональная травма, полученная в детстве. Ничего не напоминает?

Ник промолчал.

Лев принялся дергать здоровой ногой и нервно постукивать тростью об пол. Ему явно не нравилось, в какую сторону направился этот разговор.

– Если говорить о людях одаренных, то такое обычно случается в момент получения силы, – продолжал граф. – В том случае, если одариваемый по каким‑то своим внутренним причинам не желает эту силу применять. Но дар ищет выход, и тогда появляется новая личность, которая эту силу применять может. Дальнейшее развитие событий вариативно, но мне было известно несколько случаев, когда человек примирялся с существованием у него одаренного альтер‑эго и при необходимости прибегал к его помощи. При возникновении смертельной опасности, например. Все еще ничего не напоминает? Разумеется, сейчас я описал самый распространенный механизм, в частных случаях, например, в вашем, он может отличаться.

Ник упер локти в колени, опустил голову на руки, ожесточенно потер лицо. Это что же получается, Ломтев – на самом деле галлюцинация? Голоса в голове? Убийца, который появляется, когда он нужен, а потом уходит в небытие? Убийца, которого он сам придумал, пытаясь защититься от реальности, оказавшейся для него слишком суровой?

– Это даже не шизофрения, это лечится, – сказал Кислицкий. – Антидепрессанты, сеансы когнитивной психотерапии. Полгода‑год, и больной станет полноценным членом общества