Наталия Московских - Нити Данталли (СИ)

Одежда трактирщика за несколько мгновений превратилась в пылающий факел. Ганс выл и извивался, то широко раскрывая обезумевшие от боли и ужаса глаза, то закрывая их, словно в попытке защитить от дыма и жара. Страшнейшая казнь… а ведь говорят, некоторые данталли сгорали молча — огонь для них был не сильнее расплаты…

Вновь подул ветер, и воздух наполнился отвратительной вонью: пламя хищно набросилось на брови, ресницы и редкие волосы Ганса. Тот забился сильнее, закричав еще громче, хотя, казалось, это было попросту невозможно.

При следующем вдохе крик сорвался на хриплый кашель, а затем и вовсе смолк: жар опалил голосовые связки, практически начисто лишив свою жертву возможности кричать. Сколько прошло? Минута? Две? Киллиан потерял счет времени.

Рот Ганса Меррокеля раскрылся, исторгнув жуткий, едва слышный хрип. Глаза налились кровью, и на это его палач уже не мог смотреть, предчувствуя, что сейчас этих глаз попросту не станет. Харт отвел взгляд, устремив его на разгоревшиеся дрова. Он всем телом ощущал жар. Снова. Как тогда, два года назад, когда демон-кукольник, не обращая внимания на пламя, перекинувшееся и на его собственную руку, пытался задушить своего врага. Расплата для него, похоже, и впрямь была сильнее огня, он мог практически не замечать боли от хищных языков пламени, в то время как Киллиан едва давил в себе крик, не в силах орудовать кинжалом. Данталли выхватил оружие, с силой всадив его в горло матери…

«Боги, я не могу!.. Нет, нет, не могу…» — стучало в голове Харта.

Сколько прошло? Минут пять? Может, больше? Или меньше?

Криков уже не было, хотя Ганс Меррокель был еще жив. Некоторое время он проживет — лишенный кожи, ослепший, дергающийся в муках кусок обожженного мяса, способный лишь едва слышно выть опаленными связками. Ветер будет продолжать разносить по городу вонь еще несколько часов. Сейчас огонь уже уничтожил почти весь поверхностный слой кожи приговоренного, лишил его зрения, и теперь вгрызался глубже. Теперь уже нет той чудовищной боли, которая могла бы вызвать смертельный болевой шок — серьезные ожоги, как это ни странно, приносят ее меньше.

Киллиан с огромным трудом поднял глаза на жуткое обгоревшее лицо человека, несколько минут назад с вызовом говорившего с толпой, и ощутил тяжелый ком тошноты, подкативший к горлу. Тело Ганса все еще дергалось, словно пыталось уклониться от вездесущего пламени. Когда же он умрет от удушья? Когда можно будет сбежать отсюда? Киллиан был уверен, что вскоре сознание покинет его, не позволив выполнить обещание, данное приговоренному.

«Стой. Не смей падать. Не думай даже!» — твердил себе Харт, все дальше уносясь в собственные воспоминания.

У помоста, на который пламя еще не перекинулось, Иммар легко тронул своего командира за предплечье.

— Бенедикт, — тихо обратился он, кивнув в сторону жреца Харта. — Он сейчас упадет. Надо уводить его оттуда.

Колер поджал губы, внимательно глядя на молодого жреца.

— Ты прав, уводить — надо, — отозвался он.

— Мальчишка нервами слабоват, — усмехнулся Иммар в ответ. Бенедикт посмотрел на него уничтожающим взглядом.

— Знаешь, брат, — ледяным голосом проговорил он, — закрой рот.

— Что? — не поверив собственным ушам, переспросил жрец Алистер. Бенедикт лишь строже нахмурился.

— Ты слышал, — отчеканил он, оставив шокированного Иммара наедине с его мыслями, и шагнул ближе к помосту. — Жрец Харт!

Молодой человек не отреагировал. Он был полностью прикован вниманием к горящему телу. Он не заметил, когда его левая рука успела предательски замереть на правом плече. За факелом Киллиан уже не следил и мог вот-вот ненароком поджечь и себя самого. Бенедикт заговорил громче.

— Жрец Харт! — молодой человек обратил на Колера рассеянный взгляд, лицо его было бледным, как полотно. Казалось, Киллиан действительно вот-вот потеряет сознание. Бенедикт нахмурился. — Сойдите с помоста! Это приказ.

Молодой человек беспомощно оглянулся на подергивающееся охваченное пламенем тело. Колер качнул головой.

— Я жду, Харт. Спускайтесь.

Бенедикт опасался лишь того, что Киллиан упадет, не сумев сойти с помоста, однако опасения не оправдались. Забрав у молодого жреца факел, Колер кивнул Иммару, и тот послушно подошел ближе, увлекая за собой Ренарда. Своего командира Алистер изучал недоверчивым подозрительным взглядом, пытаясь понять, что могло его так разозлить.

— Забери, — небрежно бросил Бенедикт, протянув Иммару факел.

— Как юнец? — не сильно стараясь скрыть злорадство за напускным участием, прошелестел слепой жрец. Бенедикт шумно выдохнул и предпочел оставить этот вопрос без ответа.

— Ренард, Иммар, проследите здесь за всем, — сказал он и, чуть подтолкнув Киллиана в спину, стремительно направил его прочь от главной площади.

Несколько минут они шли молча. Молодой человек ничего не говорил. Казалось, за это время он даже ни разу не моргнул. Бенедикт, всерьез обеспокоившись, решился, наконец, окликнуть его, впервые обратившись по имени.

— Киллиан.

Рука Харта продолжала придерживать правое плечо. Казалось, он даже начал немного прихрамывать на правую ногу.

Бенедикт обогнал молодого человека и остановился напротив него. Харт посмотрел на старшего жреца Кардении невидящим рассеянным взглядом.

— Киллиан, — обратился Колер мягким голосом. — Слушай меня внимательно. Это не твой костер. Не твое пламя, ты понимаешь? Вдохни глубоко, пожалуйста.

Молодой человек по-прежнему дышал коротко и редко, то ли не слушая слов собеседника, то ли не слыша их. Взгляд его был направлен в неопределенную точку пространства, но не в глаза Колера. Бенедикт качнул головой.

— Не погружайся в это, Киллиан, слышишь? Посмотри на меня!

Харт, наконец, сумел посмотреть на старшего жреца более осмысленным взглядом. Бенедикт облегченно вздохнул.

— Вот, так уже лучше. Теперь отпусти плечо, — мягко произнес он. Наткнувшись на непонимающий взгляд молодого человека, он сам осторожно отнял руку Харта от обожженной части правой, которая, к слову, действительно словно пылала жаром под одеждой. Бегло занеся руку над его левым плечом, Бенедикт убедился в своей догадке: вторая рука молодого человека повышенной температурой не отличалась.

— Вот так. Опусти руку. Продолжай смотреть на меня. Твое плечо в порядке, слышишь? Оно не болит.

Киллиан моргнул, непонимающе переведя взгляд на свою правую руку. Здоровый румянец пока и не думал возвращаться на его щеки.

Бенедикт вновь нашел его взгляд.

— Нет, нет, смотри на меня, Киллиан. Слушай внимательно. Пожалуйста, сделай медленный глубокий вдох. Это нужно. Давай.