Линн Рэйда - Истинное имя

— П-помню, господин, — казалось, магу сейчас станет дурно.

Его собеседник сделал вид, что не заметил откровенного смятения Галахоса.

— Тем лучше, — хладнокровно сказал он. — Я думал взять в подручные Дагона, но ты опытнее, так что сегодня ты вместо него поможешь провести обряд. Считай, что это знак прощения и моего доверия твоим способностям. А гость, которого ты нам доставил, поучаствует в обряде под конец, когда настанет его очередь.

Крикс помимо воли вздрогнул.

— Значит, вы его убьете?.. — тоном человека, не согласного с какой-то мыслью, но не смеющего возражать, спросил Галахос. — Вместо вон того мальчишки?

Маг нервно дернул подбородком в сторону трех пленных.

— Разумеется. Замена более чем равноценная. А ты, похоже, недоволен? — бледно-голубые глаза Олварга недобро сузились.

Зато глаза "дан-Энрикса", наоборот, расширились от ужаса. Ноги стали ватными, а к горлу подкатила тошнота. Даже ответ Галахоса донесся до него чуть слышно, будто бы издалека.

— Мой лорд, я думал, вы воспользуетесь мальчиком, чтобы попытаться вытащить меч Альдов из огня. Что, если он правда сможет это сделать?!

"Меч? Что еще за меч такой?.." — подумал Крикс, сглотнув. Из слов Галахоса он понял лишь одно — тот был против того, чтобы убить его немедленно.

— Ты идиот, Галахос, — мягко и как будто даже с сожалением ответил Олварг. — Ты, должно быть, совсем выжил из ума, сидя в своей лачуге и возясь с вонючими ретортами и тинктурами. В войнах побеждает тот, кто сможет все предусмотреть и не оставить своему врагу даже ничтожнейшей лазейки. А ты предлагаешь взять ублюдка в город и тем самым дать ему шанс или убежать, или позвать на помощь или, чего доброго, действительно добыть этот проклятый меч!..

— Но что он сможет сделать, даже… даже если и достанет Меч?.. Он же еще ребенок! — сбивчиво пробормотал Галахос, опустив глаза.

— Да ты точно спятил, мэтр, — мрачно рассмеялся Олварг. — Причем тут "ребенок"? Это Истинная магия, тайная магия Начала всех времен. Она всегда непредсказуема, старый болван! Единственное, что о ней можно сказать наверняка, так это то, что она никогда, ни при каких условиях, не будет нам на пользу… Я уже не говорю о том, что в дело могут влезть Седой и его Альды, и тогда Хегг знает, чем все это кончится. Нет уж, клянусь Истоком, я не собираюсь рисковать. Бастард проживет не дольше, чем необходимо для завершения обряда. Шоррэй!..

— Да, повелитель.

Крикс скосил глаза, и обнаружил, что один из Безликих сделал шаг вперед и замер в ожидании приказа.

— Подержи мальчишку. Пусть посмотрит на начало ритуала, чтобы лучше подготовиться к тому, что его ждет. Тогда я, по крайней мере, буду знать, что наш бастард не заскучает. Это крайне познавательное зрелище для юного ума. Не правда ли, Галахос?..

— Да, мой лорд. Вы правы… — побелевшими губами подтвердил волшебник, вряд ли понимая, о чем идет речь.

Казалось, предводитель Безликих находил какое-то жестокое удовольствие в издевательстве над магом, которого всякое упоминание о ритуале приводило в такой явный ужас.

Насладившись замешательством Галахоса сполна, Олварг небрежно оттолкнул лаконца, так что тот едва не полетел на землю. Почти в ту же самую секунду Крикс почувствовал, как чьи-то руки схватили его за ворот, не дав упасть, и оттащили в сторону. Он попытался вырваться, но это ни к чему не привело. Безликий, которому поручили присмотреть за пленником, как будто не заметил сделанной "дан-Энриксом" попытки. Если можно было сравнивать безмолвную и не имевшую лица фигуру с человеком, то сил у этого Шоррэя было вдвое против того, сколько полагалось от природы молодому и здоровому мужчине, не любившему сидеть без дела. Должно быть, он мог бы держать троих таких, как Крикс, даже не слишком утруждаясь. А вот для не так давно пришедшего в себя "дан-Энрикса" это усилие, ни на полшага не приблизившее его к цели, оказалось чрезмерным.

На лаконца опять накатила дурнотная слабость, но к уже знакомой тошноте и подгибавшимся коленям в этот раз прибавилось еще и ощущение гнетущей, _окончательной_ беспомощности. Крикс был слишком слаб, отравлен чародейским пойлом и вдобавок крепко связан. Олварг сказал правду — шансов на спасение у него не было.

Что бы с ним ни собирались сделать эти люди, он ничем не сможет помешать их планам.

Они просто-напросто убьют его и троих пленников. И это, может быть, еще не самое ужасное… После того, что говорил голубоглазый, после изжелта-бледного и искаженного от ужаса лица Галахоса Крикс начал смутно понимать, что существуют вещи пострашнее смерти.

Он закрыл глаза и попытался еще раз представить себе солнце, поднимавшееся над Заливом. Но под веками клубилась тускло-багровая пелена, не позволявшая сосредоточиться ни на одном воспоминании.

"Мне страшно. Страшно. Страшно! — билось и пульсировало в голове. — Я даже не знал, что может быть ТАК страшно и так пусто. Словно страх забрался внутрь, чтобы выгрызть меня изнутри. Похоже, сказка Кэлрина была совсем не сказкой… Страха — нет… В Эрхейме над воротами написано про то, что страха нет. И боли нет. И смерти — нет. Но это же неправда. Они есть! И страх, и смерть. У смерти голубые и холодные глаза… такие, будто их отлили изо льда и стали"

Крикс вовремя остановился, заподозрив, что вот-вот сойдет с ума. Сделав над собой усилие, мальчик заставил себя приоткрыть глаза и снова посмотреть на человека, называющего себя Олваргом.

На человека.

Не Безликого. И уж тем более не Смерть, принявшую материальный облик.

Всего лишь — человека.

Только в этой трезвой мысли было что-то еще более чудовищное, чем в недавнем мороке.

— Пора начинать. Дагон, Гилдэй! Давайте сюда первого, — распорядился Олварг.

Двое Безликих бросились поднимать с земли связанного мужчину. Его обмякшее, бесчувственное тело гнулось и болталось в их руках, словно тряпичное.

Голубоглазый неприятно усмехнулся и направился туда, где его люди без труда удерживали на весу расслабленное тело, подхватив его под мышки — потому что полусогнутые ноги пленника, едва касавшиеся утоптанной земли, отказывались служить своему хозяину опорой. Олварг немного постоял напротив, глядя на бесчувственного человека пристальным, оценивающим взглядом, а потом небрежно положил ладонь ему на лоб.

Пленник, бывший невысоким, рыхловатым мужчиной лет, должно быть, тридцати, зашевелился и открыл глаза.

Секунду он, казалось, пытался осознать, где он находится, а потом вдруг жалобно вскрикнул и забился в руках у державших его рыцарей — как будто вспомнил что-то, о чем ему совершенно не хотелось вспоминать. А может, догадался, что случится дальше. И теперь не знал, куда деваться от свалившейся на его голову осведомленности.