Татьяна Патрикова - Особенности эльфийской психологии

И потом даже помог ей настроиться на мерцание. Я смотрел на все это, смотрел. Потом махнул рукой и ушел в свою комнату, сочувственно взглянув на прощание на помятых со сна командоров. Мурка кивнул мне, а Барсик фыркнул. В общем-то все как обычно. Я, кажется, уже привык.

Ир, пришедший в комнату минут через двадцать, застал меня лежащим поверх одеял на нашей с ним общей кровати. Лежал я лицом к стене. Но в ночной тишине услышал, как он вошел. Поэтому спросил:

— Не боишься, что она за эту ночь перевернет твою комнату вверх дном?

— Это не моя комната. Это комната Иры. Там нет настоящих личных вещей, — сказал он и включил компьютер.

Похоже, мерцающий тоже понимал, что уснуть так просто не получится. Столько потрясений для одного дня — это, пожалуй, и для него слишком, что уж говорить обо мне. Сил не хватило даже на то, чтобы сбегать в душ и заползти под одеяло. Навалилась апатия. Меня уже не настолько злило поведение Ира, вздумавшего от меня отваживать Нику всеми доступными способами. Подумав об этом, я кое-что вспомнил.

— Предчувствия не оправдались?

— Нет. Полностью себя оправдали, — помедлив и успев пару раз щелкнуть мышкой, ответил он.

— И что случилось? — спросил, не сумев уговорить себя повернуться к нему. Казалось, что вообще нет сил шевелиться. Наверное, вплотную подошел к нервному истощению. Совсем мои ребятки меня доконали. Или это я сам себя доконал, как посмотреть.

— Кар ходил в гости к Лие, Алый в ответ отправился к Машке. Светлые пронюхали и сегодня чуть стеной на темных не пошли, объявив во всеуслышание, что Лия — подстилка темного. Кар бы этого придурка прибил. Уже меч вытащил, но вмешалась Иля. Не пустила и разобралась по-своему. Завтра они тебе сами расскажут, я думаю, — сжато просветил Ир.

Я вздохнул. Конечно, замечательно, что ребята начали активно налаживать контакт, но, если они каждый раз будут на уши всю общагу ставить, это не есть хорошо, ведь так?

— Ты чего не спишь? — неожиданно спросил Ир от компьютера.

— А ты? — задал встречный вопрос.

Он не ответил. Я уже решил, что и не ответит никогда, но неожиданно обнаружил, что Ир рядом. Прямо за спиной. Присел ко мне на диван.

— Не обижайся. Она просто не подходит для тебя. Ну хочешь, уже завтра познакомлю тебя с замечательной девушкой?

Прежде чем я хоть что-то сумел понять, с губ сорвались жестокие, почти злые слова:

— Никогда больше не смей даже заикаться об этом. Если я когда-нибудь буду с кем-нибудь из вашего мира, то сам сделаю выбор, как бы тебе ни хотелось сделать его за меня, понял?

— А ты сможешь? Сможешь хоть к кому-то из нас отнестись серьезно? — спросил он.

— Нет, — это простое слово тяжело мне далось. Я смял в пальцах наволочку подушки, на которой лежал, и прошептал, не в силах придумать, как еще ему объяснить: — Серьезно не получится, Ир. Как бы мне того ни хотелось. Для девушки из вашего мира я смогу быть лишь временным увлечением.

Он ничего мне на это не сказал. Не уточнил. Просто встал с кровати и ушел обратно к компьютеру. Услышал, как скрипнуло под ним компьютерное кресло. И почувствовал себя последней сволочью. Конечно, он так и не понял, о чем я. Услышал совсем не то, что должен был, если бы знал настоящую причину. Но как, как я мог ему сказать? Он ведь не поймет, уверен. Попытается все исправить. А я не хочу. Сегодня, после визита к родителям, я окончательно понял, что не хочу. Вот и все. Но…

Сам не знаю, как так происходит. Наверное, это сильнее меня. Встал. Пошел к нему. Ир сидел перед компьютером и даже мышкой не щелкал. Просто пустыми глазами пялился в экран. Обидел его. Он ко мне со всей душой, а я оттолкнул. Похоже, стал для него первым и единственным другом в жизни. То, что у них было с Барсиком — не более чем приятельские отношения, выгодные им обоим. Со мной все по-другому, он готов открыться мне. Да уже открылся. Как я теперь смогу смолчать?

Подошел к нему сзади. Компьютерное кресло у меня невысокое. Мои руки удобно легли на плечи мерцающего. Он вздрогнул, замер, а я сказал. Голос звучал надтреснуто, почти хрипло. Негромко. Кто же сможет орать, обрекая и себя, и его? Но в первую очередь, конечно, себя.

— Помнишь женщину, которая подарила нам Бандита? Сколько, по-твоему, ей лет? — начал издалека — не мог иначе.

Он, не задумываясь, ответил:

— Триста, может быть, триста пятьдесят.

— Нет. Не знаю уж, почему ни твой, ни мой переводчик наше с тобой представление о возрасте друг друга не переводят… — начал я, но он перебил, пытаясь спешно объяснить, глотая окончания и не всегда договаривая предложения до точки.

— Потому что переводчики не фиксируют временные промежутки… Они живут колониями, больше всего напоминающими изумрудную породу с вкраплениями кварца… Они — камни, по сути своей… Для них не существует времени в нашем понимании. Оно для них всегда стоит на месте… в этом… в этом все дело… — и тут же, без перехода, спросил меня: — Это важно?

Вздохнул.

— Бабушке Шуре восемьдесят с хвостиком. В моем мире люди редко доживают до таких преклонных лет. Иногда еще до девяноста, но сто — это уже недостижимый идеал, да и, начиная с семидесяти, — это глубокая старость. Моему отцу сорок восемь, мне двадцать три. У вас один курс — восемь лет. В лучшем случае меня хватит на два таких курса. Через шестнадцать лет мне будет уже под сорок, изменится мировоззрение, изменюсь я сам, и внешне, и внутренне, а вы останетесь все такими же. Ты останешься, — еще тише добавил я. Потом не удержался, склонился к его волосам и на миг прижался губами к макушке. Отстранился, выдохнул: — Прости, — попытался отойти, но он перехватил мою руку у себя на плече. Обернулся.

— Но ведь можно найти способ продлить… — начал Ир, но я отрицательно покачал головой.

— Не хочу смотреть, как умирают мои младшие брат и сестра, а я остаюсь вечно молодым и здоровым.

— Но они…

— Ир, это не обсуждается.

— Так, значит, поэтому только мимолетное увлечение? Прихоть? А я? Дружба как? Не хочешь видеть, как они умирают, но согласишься, чтобы я смотрел, как умираешь ты? — Его глаза сузились.

Я осторожно высвободил руку, в которую мерцающий успел вцепиться. Покачал головой:

— Давай не будем травить друг другу душу, хорошо? — развернулся и ушел в душ.

Скоро уже утро, а сна ни в одном глазу. Беда просто. А ведь завтра у нас матч. Да и командоров мы с Иром вытащили из постели из-за Ники. Бедолаги. Вот уж кому не позавидуешь. Именно такими мыслями я забивал голову только затем, чтобы не думать, что только что произошло в спальне. Чтобы всерьез не задумываться о предложении Ира. Пока был у родителей, успел пообщаться с братом. Ему исполнилось шестнадцать, он в десятом. В следующем году в универ поступать. Отец снова против. Меня в пример приводит, дескать, не пойди я в этот вертеп разврата, не слетел бы с катушек и по парням таскаться бы не стал. Разубеждать отца бесполезно. Но Илюшке я своей судьбы не желаю. Зарабатываю теперь прилично, если что, заберу брата к себе, и будет от меня в универ ездить. Как при этом быть с моей новой работой и особо ретивыми мерцающими друзьями, потом придумаю. Решать проблемы по мере их поступления — вот мой девиз.