Алексей Игнатушин - Псы, стерегущие мир

Служанки недоуменно посмотрели в спину степняку. Полог отодвинулся, проглянула освещенная ярким солнцем степь, ткань закрыла проем.

– И чего надо? – удивилась Жилена.

– Ходят, твари! – согласилась Белава.

Шергай вошел в шатер Сомчея, цепко осмотрел бледное лицо, кивнул довольно. Полководец жестом пригласил сесть. Маг подгреб войлочные подушки, нарочито кряхтя, сел.

– Доблестный Сомчей, как я рад улучшению твоего самочувствия!

Военачальник растянул бледные губы:

– Спасибо, Шергай. Знаю, именно тебе обязан жизнью.

– Доблестный Сомчей чересчур великодушен, – замахал руками Шергай. – Это Повелитель вынес тебя с поля боя. Я малость подлатал. Кстати, он ждет своего лучшего полководца, ты не мог бы зайти?

– Я подумаю над этим, – сказал Сомчей мрачно.

Маг запнулся, вгляделся в бледное лицо, сдержал упрек, загривка коснулся неприятный холодок.

– Но Повелитель нуждается в твоем совете, доблестный Сомчей, – сказал он с мягкой настойчивостью. – Нужно решить, что делать дальше. Войско изнылось от безделья, того и гляди затеют усобицы.

Сомчей вяло пожал плечами, взгляд ушел поверх плешивой головы, уткнулся в серую стенку шатра.

– Выбор небогат: продолжить поход либо вернуться в степь, – сказал он равнодушно. – Не думаю, что нельзя решить без меня.

На этот раз мага покорежило сильнее. Шергай вгляделся в полководца с подозрением, но копаться в мозгах побратима Повелителя не стал. Молча встал. У полога мага догнал вялый голос:

– Можешь исполнить мою просьбу, Шергай?

– Конечно, доблестный Сомчей, – заинтересовался старик.

– Пленница Повелителя выглядит неважно, – сказал полководец буднично. – Подлечи ее.

Шергай всмотрелся в спокойное лицо долгим изучающим взглядом, после паузы коротко склонился, молвил:

– Хорошо, доблестный Сомчей. Ты прав: выглядит она неважно, но Повелитель почему-то не говорил о лечении, он вообще избегает разговоров о ней.

– Шергай, вылечи ее, не думаю, что Повелитель будет против, – проговорил Сомчей устало.

Маг поклонился, вышел из шатра.

Вечером, затемно, вернулся, сказал, что следы насилия стерты, тело здорово, но за душу ответа не несет.

– Повелитель удивлен, что ты не зашел, – сказал маг вкрадчиво.

Сомчей ответил напряженно:

– Мне нездоровится.

– Доблестному Сомчею хуже? Могу я… – встревожился старик, но военачальник прервал:

– Не стоит, мне лучше.

Шергай поднялся:

– С твоего позволения, доблестный Сомчей, я пойду.

Полководец кивнул. Маг вышел в ночную степь, яркая луна проказливо пригладила лысину. Встречные воины нарочито пужливо отскакивали, часто и шумно сплевывали. Старик презрительно улыбался, с трудом смирял недостойное возраста желание прижечь хамам задницы.

Обернулся, прищуренные глаза различили темную фигуру, скользнувшую к шатру Сомчея. Шергай нахмурился: чего это доблестный полководец так часто общается с бездарным шаманом?

Алтын, переламывая себя на каждом шагу, вошел в белый шатер. Белава с Жиленой вздрогнули от злобного рыка, но удалились неохотно, облив Повелителя нескрываемым презрением. Кровь степняка воспламенилась – хотел убить на месте, но вид бледного лица остудил порыв, кровь текла тяжело, жилы полнились снежной кашей.

Повелитель робко приблизился, заискивающе всмотрелся, но взгляд прекрасных синих глаз был устремлен в никуда, у уголков рта застыли тревожные складки. Алтын вгляделся в постаревшее лицо – сердце раскрошила боль, – жалко всхлипнул:

– Прости меня, Умиля.

Княгиня промолчала: лицо бесстрастно, глаза пусты. Степняк бухнулся на колени, заливая слезами тонкие ноги в замшевых башмачках, осыпая поцелуями.

– Прости, любимая, прости! Пожалуйста, не молчи. Хочешь, чтоб я ушел? – уйду, только скажи.

Бледные губы нехотя разлепились, голос прозвучал вяло, бесплотно:

– Уходи.

Сердце Алтына сжалось. Повелитель содрогнулся от омерзения к себе, простонал:

– Ты не хочешь видеть меня?

Уголки женских губ тронула язвительная усмешка, глаза блеснули болью.

– Нет.

Алтын встал, утирая слезы, пролепетал:

– Тогда скажи: чего хочешь? Исполню твое желание с радостью.

– Отпусти меня, – последовал немедленный ответ.

Повелитель затряс головой испуганно:

– Н-нет, я не могу. Я умру без тебя. Но я страстно хочу тебе прислуживать! Скажи, что я могу еще сделать?

Умила произнесла скучающе:

– Вели своим зверям не трогать прислужниц. Или и это непосильная задача? – дополнила она язвительно.

– Я исполню, все исполню! – закричал Алтын, счастливый возможностью угодить любимой.

Тонкая ладошка вяло качнула воздух.

– Уходи.

Алтын попятился, не отрывая жадного взгляда от печального лица, давясь слезами жалости, содрогаясь от гнева и омерзения к себе, такому подонку. Княгиня, не смотря, как он выходит, бесцельно оглядывала белые стены шатра.

Полог зашумел, дохнуло ночью, мужским духом. Чистый лобик прорезала морщина, губы недовольно скривились.

– Я ведь просила тебя уйти.

– То был не я, – произнес незнакомый голос.

Княгиня удивленно посмотрела на черноволосого мужа: держится статно, лицо отражает недавнюю хворь.

– Кто ты?

Мужчина шагнул вперед, голова упала на грудь.

– Прекрасная Умиля, меня ты не помнишь, но я побратим твоего супруга, Сомчей.

– Побратим? – скривила княгиня бледные губы. – Был у меня недавно такой побратим.

Уголки губ Сомчея опустились. Полководец с жалостью смотрел в измученное лицо женщины, неприязнь к Повелителю ворочалась в груди гадкой рыбой.

– Я настоящий, прекрасная Умиля, – сказал он спокойно. – Сегодня ночью ты будешь в объятиях мужа.

Глаза Умилы вспыхнули, обжигающая радость сменилась испуганным недоверием.

– С чего мне верить? – спросила она холодно.

Сомчей залюбовался гордой осанкой, наклоном головы: да, такая женщина стоит истребительной войны.

– Тебе незачем опасаться, – сказал он тихо. – Отошли сегодня служанок, рано погаси свет. Мой слуга проводит тебя, я дам коня, и скоро ты встретишься с Арамом.

Умила с трудом пригасила вспыхнувшую в груди радость, ответила как можно равнодушнее:

– Хорошо… Посмотрим, что получится. Но помни, моего мужа зовут Яромир.

Сомчей грустно улыбнулся. Княгиня легко склонила головку в ответ на глубокий поклон, проводила степняка настороженным взглядом. Сомчей заботливо прикрыл полог, яркая луна удостоилась неодобрительного взгляда.

Полководец размашисто зашагал к шатру, не чуя острого взгляда в спину. Али-Шер подозрительно покосился на слабого полководца, сморщенный лоб отобразил напряженную работу мысли.