Людмила Астахова - Волчьи игры

— Рано или поздно… Очень скоро его сумеют одолеть. Взорвут, отравят или…

Завидовать глупо и совсем как-то по-женски, но ничего с собой нельзя поделать, когда это гложущее кости чувство пожирает заживо. Стоит лишь подумать, что все они уготованы в жертву Предвечному, а полубезумный вешатель, узурпатор и мятежник благословлен богиней… Челюсти сводит от черной зависти.

Итэль нетерпеливо дернула размечтавшегося эсмонда за рукав плаща и посмотрела вопросительно.

— Или, скажем, удавят в ночи. Видите ли, моя дорогая, наследник и княжна Сина не столь уж и лояльны к отцу. Нет, я ничего не придумываю, не надо так снисходительно щуриться. Факты говорят за себя. «Молодая Стая» — это не просто клуб золотой молодежи, это фактически теневой кабинет. И вы совершенно правильно улыбаетесь столь победно. Мирари и Сина — дочери бедняжки Лайд, а значит, в чем-то ваши подопечные. Кстати, Эск об этом тоже не забыл. Старшую он успел сплавить на Ролэнси, но княжна Сина — орешек покрепче, ее так просто не устранишь.

«Идгард и Сина готовят заговор?» — спросила одними губами аннис.

— А как по-другому понимать их смелые забавы?

«Как элитарный клуб, например. Эск не глупее вас и ваших файристянских друзей. Он бы первым заподозрил подвох», — написала женщина и пожала плечами.

— Между Аластаром и Идгардом давно нет былой дружбы. Они не ладят с тех пор, как наследник стал совершеннолетним.

«Я не удивлена. На мальчишку слишком многие делают ставку. В том числе и вы».

— И я прав. На него можно влиять через мать. И Джойана нам нужна на случай, если он заартачится. А вовсе не для ваших безумных экспериментов.

Красивые губы дамы Сар изогнулись надменно. Мол, никто и не надеялся, что ты способен понять всю глубину наших замыслов. Ты, конечно, очень мил, Форхерд Сид, но твоего умишка недостаточно. Говорить она не могла, зато научилась очень выразительно смотреть.

— Итэль! — вспыхнул бывший тив.

Женщина приложила пальчик к губам, призывая к молчанию. Слова все испортят, как всегда. С тех пор, как из Саннивы просочились слухи о магическом поединке Хереварда Оро с Аластаром Эском и его результате, у аннис возник некий план. И теперь Итэль уже жалела, что поделилась его частью с Форхердом. Воистину, ее соратницы управились бы сами. Теперь, когда на их стороне Илуфэр…

Неласковое декабрьское солнышко заглянуло в просвет между тучами, окинуло равнодушным взором янамарские коричневые холмы и поспешно спряталось, но то был благоприятный знак, не иначе.

Все получится, все обязательно выйдет так, как задумано, подумалось волшебнице. Хотя бы потому, что мироздание предполагает существование справедливости. Какой бы ни была цена, чего бы ни стоило избавление от Предвечного, эту цену придется заплатить до последнего лейда. Всем без исключения, даже невинным.

Итэль Сар впервые за многие годы испытывала настоящее счастье. Ведь нет ничего слаще и приятнее для диллайн, чем ступить на путь, ведущий к ясной цели.

Янамарская зима, она такая… веселая. После унылости поздней осени почти детский праздник. Да что там говорить, воздух уже пах снегом, дымком из трубы, печеными яблоками и горячим вином с пряностям. Вот же она, зима, на расстоянии вытянутой руки. А за ней и весна нагрянет.

Но аннис точно знала, что янамарской отчаянной весны ей не увидеть. Странное это чувство — ведать свой предел, но отнюдь не страшное. С ним можно и жить, и надеяться, и верить в лучшее.

Она украдкой посмотрела на своего спутника, все еще хмурого и обиженного.

«Мы проведем с тобой, Форхерд Сид, чудную зиму. Обещаю тебе!» — подумала Итэль, а на дощечке написала:

«Как поживает госпожа Омид?»

Дэйнлский лекарь хорошенько подумал, прежде чем ответить. Графская невеста таинственным образом не поправлялась, невзирая на все усилия доктора Сида и пожелания Раммана Никэйна. В том, что болезнь девицы продлится все то время, пока не исчезнет опасность встретиться нос к носу с леди Джойаной, Форхерд даже не сомневался.

— Кручинится над подарками от жениха, пишет печальные стихи и приказала унести из комнаты цветы.

«Почему?»

— Вянут. Почти сразу же.

Неприхотливейшее деревце-сочник, которое, согласно старинному поверью, приманивает не только деньги, но и богатых женихов в дом, зачахло в течение недели. Остальным, менее стойким растениям хватило двух-трех дней.

«Может, и в самом деле у нее какая-то опасная хворь?»

— Не говори глупостей! Нет таких болезней. Но феномен интересный.

«Проклятье?»

Форхерд и сам обдумывал такую возможность. Тогда многое бы в Илуфэр Омид стало объяснимо. Даже страх перед матерью Раммана. Но девушке всего двадцать лет, а чтобы нажить личное проклятие, надо повидать много-много зим и весен, слишком многим перейти дорожку, а также испоганить множество жизней. Аластар Эск и то не «дорос» до персонального проклятья. Потому что проклинающий своего, конечно же, добьется, но, посеяв бурю ужасающей силы, пожнет что-нибудь не менее разрушительное в собственной судьбе.

На более пристальные наблюдения за поведением и настроением Илуфэр Омид у Форхерда Сида не хватало времени, но пока ее отчаянное желание спрятаться от глаз шуриа совпадало с его намерениями в отношении Джойаны, можно было не особо торопиться. Сама себя выдаст.

Джойана Ияри

Терпению, как и воде в дорожной фляге, свойственно однажды заканчиваться. Вот только что приятно булькало, а запаса-то оказалось всего на один глоток. И все. Нет больше ни желания, ни сил выносить удары судьбы и прочие неудобства. Считаем, загибая пальцы: неприветливые гостиницы — раз, хворые лошади — два, «святой» пароход сам по себе — три, разбойники, которые этот пароход захватить пытались, — четыре, и, конечно же, бочка из-под тухлой рыбы — это пять. Джона посчитала и решила, что с нее неприятностей хватит, а потому по змеиному обыкновению сбросила шкурку Священной Невесты — воплощения Глэнны на земле, в одночасье превратившись во вредную и шипящую дочь Шиларджи. И первой об этом преображении узнала нерасторопная банщица, которая посмела брезгливо морщить нос, когда отмывала волосы Джойаны Ияри от содержимого злополучной бочки.

— Вон отсюда! — приказала бывшая янамарская владетельница.

— Чо?

— Подите вон, девушка, и поупражняйтесь перед зеркалом в искусстве владения лицом. А своему хозяину скажите, что я не заплачу ни лейда. Вон!

За последние триста лет банный устав пребывал в неприкосновенности, а следовательно, недовольный банщиком клиент мог запросто уйти без платы услуг зарвавшегося грубияна. Хозяину же полагалось негодного работника сечь плетьми, а после с позором изгонять прочь, но чаще все наказание ограничивалось штрафом.