Дайте шанс! Трилогия (СИ) - Сагайдачный Вадим

Кое‑какие работы оказались немного пикантными. На трех картинах изображались подкаченные мужики с оголенными торсами. Еще на одной соблазнительная девушка, танцующая на шесте перед публикой.

Все работы не то, что рисуют современные художники в моем мире – тяп‑ляп и картина. В ее картинах все детали тщательно прорабатывались. Где‑то шли мазки. Картина раскрывалась лишь когда от нее отходишь. Где‑то прорисовка оказалась настолько тщательной, что напоминала фотографии.

– Я ищу себя, – Юлия прошла за мной в центр комнаты. – Пробую разное и пытаюсь выработать свой стиль.

– Как вам удалось столько всего написать? Как действует эта ваша способность?

– Ой… Ну первое время было сложно. Я пока освоила способность, прошло, наверное, месяца три. И то, лишь благодаря наставнице.

– А чем именно помогала наставница?

Закипел чайник. Мы прошли к барной стойке и разместились за ней. Юлия стала наливать чай, а я выкладывать из пакета лотки с пирожными и раскрыл их.

– Даже не знаю, как объяснить… Наверное, лучше будет сказать, наставница помогла достичь гармонии с Тьмой, что вошла в меня со скверной.

Почувствовав, что разговор подошел к чему‑то важному, у меня моментально вспыхивает интерес.

– То есть Тьма вами овладела? Она как‑то изменила характер? Сделала вас другой?

– Я бы так не сказала. Какой я была, такой и осталась. Тьма, не зло или еще что‑то плохое. Просто она как будто живая. Она сама хочет найти с нами общий язык. Тьма может стать слугой и выполнять наши прихоти. А может стать другом. Когда получается с ней сблизиться, она чувствует нас и помогает сделать то, что мы задумали. Пойдемте, я вам сейчас покажу, как это работает.

Юлия налила из крана стакан воды, подвела меня к своему мольберту. Поставила на него лист картона и достала акварельные краски.

– Вот смотрите, я хочу нарисовать дерево. Сейчас я не обращаюсь к Свету и не призываю способность. Рисую, как умею.

Девушка окунает кисть в стакан с водой, смачивает ею черную краску и быстрыми отточенными движениями рисует дерево. Как по мне, получается замечательно.

– А теперь я обращаюсь к Свету, – комментирует она и в этот момент загорается. – Свет помогает моему воображению разыграться, наполняет меня светлой энергией. И только после этого я обращаюсь к своей способности.

Снова кисть смачивается, берется та же краска. Юля быстрыми движениями рисует второе дерево. Времени уходит столько же. Вроде бы со стороны происходят те же отточенные движения. Та же легкость в исполнении. Но дерево получается другим. Появляется много мелких деталей. Эта проработанность как будто вдыхает жизнь в картинку. Дерево становится уже не просто изображением, а нечто большим.

– Я могу представить себе ветер. Представить, как он заставляет дерево гнуться. Как ему тяжело устоять. Какие оно в этот момент испытывает тяжести. Тьма слышит меня, чувствует мои эмоции. Она помогает переложить картинку из моего воображения на бумагу.

А вот это уже было интересно. Это было той полезной информацией, к которой стоило прислушаться и использовать в создании иллюзий.

Легкими движениями Юлия начинает рисовать третье дерево. Время затрачивается то же, всего пару минут, не больше, зато получается очень правдоподобное, склоненное на ветру дерево, от которого отлетают части ветвей и листвы. Чувствуется, как ему тяжело. Как ветер его раздирает.

В прошлой жизни мне очень хотелось научиться рисовать, но из‑за трясущейся руки у меня не получалось. У Андрея с этим делом обстояло гораздо лучше. Красками он не пользовался, однако часто рисовал карандашом или ручкой.

У Юли получалось рисовать с такой легкостью, что мне кажется и у меня тоже получится. Только стоит попробовать.

– А можно я тоже попытаюсь что‑нибудь нарисовать?

– Конечно. Пробуйте.

Юлия отдает мне кисть и кладет на мольберт новый лист картона.

Когда я жил с мамой, помню, несколько раз пытался нарисовать две березы, которые росли прямо напротив окна моей комнаты. Они мне казались похожими на нас с мамой. Одно дерево было высоким и взрослым, второе тоненькое и поменьше. Они росли бок о бок и вверху переплетались ветвями.

Также, как только что проделывала Юля, я загораюсь Светом, окунаю кисть в стакан с водой, беру на нее черную краску и подношу к чистому листу картона.

Как там она сказала?

Представить, что хочу нарисовать, обратиться к Тьме и добавить эмоций, по‑моему.

С последним у меня проблем нет. Стоит только произнести «мама» и все, эмоций через край. К горлу подкатывает ком, сердце сжимается, глаза становятся влажными. Она была для меня всем. Когда она ушла, ушла часть меня. Там теперь пустота, которая так ничем и не заполнилась.

Дабы меня не смущать, девушка отходит, а я начинаю рисовать один ствол дерева, потом второй, переплетающиеся ветви с зелеными листочками. После траву, раздолбанную дорогу, шедшую со двора к трем старым гаражам из проржавевшего металла с облупившейся краской. Голубое небо, облака, серую пятиэтажку за гаражами справа. Завершаю рисунок окном и подоконником своей некогда комнаты, на котором стоял горшок с фиалками.

– А что, очень даже неплохо получилось. Только надо добавить солнечных бликов. Иначе что‑то тоскливо. Вызывает печальные эмоции, – появившись рядом и заглянув на результаты моего труда, оценивает Юля.

Она берет новую кисточку, смачивает ее, набирает желтой краски, подносит к картону и вдруг с изумлением на меня таращится.

– Не поняла… Ты же рисовал одной черной краской. Откуда взялись цвета?

Я зависаю, не зная, что сказать.

И действительно. Откуда?

Свеженарисованная картина на глазах исчезает, обнажая, что я за каракули нарисовал в действительности. При виде них у Юлии начинает опускаться челюсть.

– Не поняла… Это какой‑то фокус?

Хватаюсь за голову и начинаю смеяться.

– Блин. Ты сказала, нужно обратиться к Тьме, вот я и обратился. И совсем не подумал, что может случиться. Тебе Тьма подарила способность рисовать, а меня создавать иллюзии. И представляешь, я сейчас действительно подумал, что рисую!

– Ты можешь создавать иллюзии? – изумляется девушка. – Прямо как тот старик на Арбате?

Я тут же заинтересовываюсь:

– А что за старик? Что за иллюзии он создает?

* **

Волгина уже откровенно ненавидела Пахомову. За последние два часа она тысячу раз пожалела, что с ней познакомилась и вдобавок сблизилась. Мало того что та вела себя как какая‑то продажная девка, она еще решила заполучить себе их сокурсника князя Болховского. Ольга бессовестно липла к нему, несмотря на то, что у того был интерес к Катерине, а у той вроде как к нему. Положивший глаз на девушку бедный Друцкий не знал, что и делать.

Компания прогулялась по Красной площади, по Александровскому саду, по Манежке. Вернувшись к университету, чтобы дальше поехать гулять по Москве на автомобилях, Ольга вконец обнаглела. Видите ли, она захотела ехать с князем.

– К сожалению, сегодня у меня спорт кар. Всего одно пассажирское место, – попытался отшить девушку Болховский.

– Да‑а‑а… – округлила глаза девушка. – Я ни разу в жизни не ездила в спорт каре. А так хотелось бы попробовать.

Волгину затрясло. Если бы не парни и девушки были одни, она больше не стала бы сдерживаться. Сначала влепила засранке пощечину, а после… После влепила еще и еще. У Катерины не было никакого желания что‑то объяснять Ольге в чем она писец, как не права. Когда бьют по мардасам, оно доходчивее получается.

– Обещаю, как‑нибудь в следующий раз обязательно прокачу. Но не сегодня, – галантно отшивает князь Пахомову и, подойдя к своему шикарному автомобилю, также галантно открывает пассажирскую дверь для той, кто ему действительно нравится. – Катерина Александровна, прошу!

– Ловлю вас на слове, князь! – говорит с кокетством Ольга.

Ответить засранке Волгина при парнях не могла. И влепить пощечину тоже не могла. Благородная кровь велела ей стойко переносить подобные трудности. Но сильно и главное – больно толкнуть, чтобы это получилось со стороны вроде случайно – запросто. Что Катерина тут же и проделывает, двинувшись усаживаться в машину.