Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

Влажный воздух, пропитанный за невесть какие столетия ядовитым светом, слизью и миазмами, казалось, жил своей самостоятельной жизнью, перемещаясь удушливыми клубами по коридору и липко ощупывая все на своем пути.

Под ногами хлюпала с некультурным причавкиванием жидкая грязь, неохотно отпуская из своих глинистых объятий сапоги и ботинки появившихся вдруг из ниоткуда давно забытых ей человеческих существ.

Голоса бояр приглушенно перекатывались от стены к стене длинного коридора, такого угнетающе темного и враждебного в своей неизвестности, что их прошлая темница начинала казаться им почти родной и приятной.

– Ну, и кто знает, где мы теперь оказались? – посмотрев налево, потом направо, как примерный пешеход при переходе дороги, поглядел затем почему-то на графа Рассобачинского боярин Абросим.

– В каком-нибудь подземном коридоре, – авторитетно пояснил для особо сообразительных граф. – Под землей.

Его ответ привлек к нему внимание общественности и автоматически подкрепил его славу эксперта по чрезвычайным ситуациям.

– И куда нам теперь двигаться? – поинтересовался боярин Порфирий с полной уверенностью, что услышит сейчас ответ.

И он был прав.

– Направо, – не колеблясь, заявил Рассобачинский. – За мной!

– А почему это за тобой? – раздался из темноты недовольный голос боярыни Настасьи, решившей раз и навсегда положить конец возникшей не к месту нездоровой графомании. – Мы – Синеусовичи, нашему роду семьсот лет, и должны высокородные все за нами идти…

– Нет, за нами, если уж на то дело пошло! Мы – Труворовичи, и наш-то уж род подревнее и познатнее вашего будет!..

Теперь, когда дальнейшие действия были предельно ясны, почему бы не восстановить статус-кво?

– Да кто такой этот ваш Трувор? Вор и разбойник с большой дороги!

– На своего Синеуса, лакея подагричного, посмотрели бы лучше!..

– Да предка нашего Синеуса на царство звать приходили три раза!..

– Да только Трувора Одноглазого выбрали царем-то, не вашего неудачника!..

– Ларишка, Ларишка, што он говорит, ашь?

– Что Трувора царем выбрали поперед нашего предка Синеуса, бабушка!

– Што?!.. Трувора – тшарем?! Не тшарем – княжишкой удельным в лешу медвежьем, и то он дольше пяти недель на троне не продержалшя – в карты его продул!..

– Да ты ничего про наш род не знаешь, боярыня Серапея – так помалкивала бы, не позорилась перед родовитыми-то! Не в карты, а в домино, и не пять недель, а семь с половиною, и медведей там отродясь…

– Это не мы, это ты ишторию не жнаешь, Труворович…

Не дожидаясь окончания благородной дискуссии граф во втором поколении Рассобачинский, он же известный в Драконьей слободе еще сорок лет назад как просто Собакин, он же Петька Зануда, он же Собакин сын, он же песья кровь, демонстративно поддернул полы своей измазанной грязью и глиной шубы ценой в эту самую слободу и невозмутимым ледоколом двинулся сквозь ожидающую исхода вечного спора толпу направо.

Далеко уйти в одиночестве ему не удалось: махнув руками на ссорящихся, бояре – родовитые и не очень – двинулись за ним.

Спорщики, приглушенно переругиваясь, присоединились к остальным метров через двадцать.

А метров через тридцать беглецы наткнулись на кирпичную кладку, перегораживающую коридор.

– Что будем делать? – запаниковали самые нервные.

– Развернемся и пойдем в другую сторону, – уверенно заявил Рассобачинский и снова, со спокойствием ледокола рассекая волну последователей, подал личный пример.

Отойдя от проделанного ими с час назад провала, зияющего свежей на скользкой стене чернотой, на пару сотен метров, бояре снова уперлись в кирпичную стену.

– Замуровали!.. – заголосила Варвара.

– Похоронили!.. – поддержал ее Абросим.

– Ой, страшно, страшно, не могу!.. – всхлипнула Конева-Тыгыдычная. – Доченьки родные, давайте прощаться – не выбраться нам отседова боле!.. Ой, бедная наша Серафима – не увидим ее больше никогда!..

– Ой, мамонька!..

– Цыц, бабы!

– Сам цыц!

– Сам баба!

– Я же говорил – за Синеусовичами надо было идти!..

– За Труворовичами!..

– Тихо!!! – трубно воззвал к массам граф. – Все очень просто. Сейчас мы возвращаемся к нашему лазу, подбираем инструмент…

– Да мы, Синеусовичи!..

– И Труворовичи!..

– Кто хочет остаться здесь жить – не подбирает, – щедро задавил возмущение на корню Рассобачинский. – А остальные пробивают стену и идут вперед. За мной!

Библиотечный кристаллизовался из ничего и сразу же бросился на поиски царицы.

– Елена!.. Елена!.. Мы были правы в наших догадках!.. Он был вовсе не зачарован – он был просто в состоянии алкогольного опьянения! И он взял книгу не по приказу, а по собственной инициативе! И читает ее сам! И это книга про пломбирского засланца!

– Что?.. – заморгала царица и выпустила из рук тяжелый роман.

– Я говорю, про лазутчика одного из племен, проживающих на Крайнем Севере!

– Почему ты так решил? – недоумение ее ничуть не рассеивалось.

Чтобы не сказать наоборот.

– Потому что она называется "Шпион, пришедший с холода"! Лежит одетый-обутый на лавке, прихлебывает самогонку, и читает!..

– Кто? Шпион?

– Нет, Граненыч!

– И что это значит?

– Н-ну… Не могу сказать точно, – пожал плечами библиотечный. – Но у меня создалось впечатление, что он пьет от страха, что его заколдует Чернослов…

– Нет, я имею ввиду, почему он выбрал именно эту книгу?

– Не знаю, – снова пожал плечами недовольный тем, что его прервали, Дионисий. – Может, хотел почитать что-нибудь легкое? По сравнению с тем, что читает всегда?

– Послушай, Дионисий. Ты ведь сегодня обошел чуть не весь дворец. Ты видел других людей – слуг, или дружинников, или бояр, которые… не поддались заклятью?

– Нет, царица, – не раздумывая, покачал головой хозяин библиотеки. – Все – как неживые, посмотреть – оторопь берет и дрожь колотит.

– То есть, чарам не поддался только он… – мысля вслух, Елена подняла с пола фолиант, положила его на кровать и встала. – В моем понимании, это может произойти только по двум причинам.

– Каким?

– Или он сам колдун, могущественнее Чернослова. Или это получилось потому, что он был… нетрезв. Ведь он был единственным человеком во всем дворце, кто осмелился ослушаться моего приказа…

– Я бы остановился на втором, – быстро решил библиотечный, которого передернуло от одного воспоминания от пропитавшего всю комнатушку истопника сивушного амбре.

– И я тоже, – согласилась царица.