Светлана Гольшанская - Страждущий веры (СИ)

— А как же я?

— А ты возвращайся домой и будь счастлива. Ты этого достойна.

Он собирался отвернуться, но я ухватила его за рукав и прижалась всем телом.

— Без тебя мой мир был холоден, сер и пуст. Прошу, не бросай меня. Если у тебя нет цели, то я смогу придумать её: возродить веру, предупредить людей об опасности. Вместе мы найдём способ победить врага, как это было в Тэйкуоли. Только окончательно.

— Забудь. Сойди с нетореной тропы — она калечит судьбы и приносит несчастья. Я не могу остаться. Я и так распоряжался этим телом слишком долго. Оно может не выдержать. К тому же, боюсь, Микаш никогда меня не простит. Он станет великим воином, выиграет множество битв. И все свои победы посвятит тебе одной. Он — твоя судьба и твой путь. Я не имею права этого менять. Позволь мне уйти с миром.

— Нет! Я не смогу без тебя. Я люблю тебя! — по лицу ручьями хлынули слёзы. Ну зачем я это сказала!

— Я всегда буду с тобой, незримо защищать и направлять, как делал до этого. Я лёд, я мертвец, я не могу чувствовать. И ты не должна растрачивать свою любовь на меня впустую, — он повернулся ко мне и принялся вытирать слёзы большими пальцами, как раньше. — Ну же, не будь эгоистичной маленькой девочкой и позволь мне уйти. Так должно быть. Это правильно.

— Поцелуй меня, — я подтянулась на цыпочках, обхватила его за плечи и зажмурила глаза.

Дыхание обожгло. Мягкие робкие прикосновения. Нет, не хочу так! Я впилась в него со всей палящий изнутри страстью. Может, он почувствует, может, заразится, может, моей любви хватит на нас двоих и он снова откликнется, как это было в Тэйкуоли.

— Лайсве?! — послышался за спиной возглас Вейаса.

Я вздрогнула и обернулась.

Брат стоял у меня за спиной с факелом в руке. Весь в пыли и каменной крошке.

— Лайсве?! — эхом отозвался Микаш.

Я всё ещё висела у него на плечах, а он смотрел на меня огромными от удивления глазами цвета холодной стали.

Безликий ушёл. Я разжала руки и бросилась к колоннам. Может, он ещё там. Я успею сказать последнее прощай. Но они были пустыми и безжизненными ледышками.

— Что ты сотворил с моей сестрой?! — возмущался за моей спиной Вей.

Уже собирался кинуться на Микаша с кулаками.

— Я ничего не понимаю, я... — Микаш ошалело ощупывал своё чудом выздоровевшее плечо. Взгляд внимательно обшаривал каждую пядь на площадке. Искал, но не находил ответ.

— Перестаньте! — раздражённо бросила я. — Никто со мной ничего не творил. Мы добыли клыки — пора выбираться, если не хотим попасть под очередной обвал.

Они оба смотрели на меня с открытыми ртами. Я не желала ничего объяснять, не им. Пускай это будет мой единственный секрет, наш секрет, Безликий. Теперь я знаю, что делать. Я не забуду тебя и не сойду с тропы. Я уговорю Вейаса ехать со мной в Эскендерию. Вместе мы отыщем способ, чтобы люди поверили в тебя, а ты в нас. Тогда у тебя достанет сил спасти мир и удержать его твердь на своих плечах. А до тех пор я буду ждать. И никогда больше не усомнюсь в своей вере. Отныне у меня есть цель.

Интерлюдия II. Лики

Они неспешно покидали его логово. Приходилось присматривать за ними и направлять по верному пути, чтобы они не задержались дольше необходимого. В полотне судьбы и так зияла брешь размером с ладонь. На рваных краях едва-едва начали появляться рубцеватые стежки. Затянется ли? В любом случае уродливая заплатка исказит узор. И непонятно пока, во что это выльется.

Безликий надеялся, что дыра будет меньшей, хотя после случившегося… Как будто он не догадывался, что всё произойдёт именно так. Как будто в прошлый раз вышло по-другому. Тысяча лет минула, а он так не научился говорить женщинам «нет». По крайней мере, одной из них.

Безликий солгал, что выбрал её просто так. Своей неброской сумеречной красотой она была похожа на ту другую, которую он так бездарно потерял. Всё время развоплощённого сна он призывал её образ в свои грёзы, но она ни разу не появилась даже зыбким миражом на краю памяти. Когда понадобилась помощь, разделить с кем-то опостылевшее одиночество, он нашёл ту единственную, которая заставляла так же трепетать, бороться, жить. Ради которой он хотя бы попытался преодолеть апатию и отчуждение. И сам загнал себя в ловушку.

Прикосновения, дразнящие взгляды, пожалуй, по ним он скучал больше всего. Хотел постоять чуть-чуть на краю, но не удержался — с разбегу прыгнул вниз головой в бездонную пропасть. Как же хорошо было тогда и как горько сейчас. Всё лишь ошибка, лишнее подтверждение его несостоятельности.

Хорошо, что они уходят. Пускай забудут даже имя, которое сами ему придумали. Пускай полотно зарастёт в много слоёв, пока не скроет само напоминание о нём. Пускай...

Не спалось. Даже ложиться не хотелось. Пьяный сок бродил в голове, спутывая мысли и не давая покоя. Безликий подобрал с пола острый камень и замер у стены с узеньким решётчатым окошком наверху. Он сам возвёл собственную темницу, когда-то давно, в самом начале своего заключения. Стена с окошком была в ней любимой и ненавистной одновременно. Вся исцарапана изображениями. Ликами, которые то появлялись, то исчезали на зеркальной глади памяти. Вначале, когда былое мастерство ещё сохранялось при нём, получались почти реалистические отражения. Но со временем руки загрубели, а восприятие очерствело, закаменело и обездвижилось. Потому и рисунки становились примитивнее и безжизненней, но он упрямо продолжал рисовать, пока они не превращались в овалы с чёрточками вместо глаз, рта и носа. Лики памяти из прежней жизни.

Теперь что-то неуловимо изменилось. То ли камень был особенно хорош, то ли недолгое владение человеческим телом вернуло кусок утраченного, то ли сработал план. Капля веры предала сил. А, может, дело вовсе не в ней? Может, прожив столько лет и пройдя столько дорог, он чего-то так и не узнал или недопонял? Откуда эта переполняющая всё существо сила, откуда жгучее желание встать и что-то сделать, откуда топящий лёд свет, лучащийся изнутри нестерпимо ярко? Почему он завораживает и тащит за собой даже сильнее, чем зловещее сияние Червоточин?

Разбитые пальцы кровили, но Безликий продолжал рисовать, штрих за штрихом выводил новый лик с тщательностью, с которой рисовал лишь в самом начале, когда тоска от осознания того, что он натворил, тысячами лезвий впивалась в сердце. Осколки воспоминаний проносились мимо лихорадочными видениями.

…

Солнце давно зашло. Увядающим лепестком мерцал огонёк свечи. Дубовый стол ломился под тяжестью пергаментных свитков, испещрённых филигранным почерком. Нужно писать разборчиво, нужно подобрать такие слова, которые бы точно донесли смысл. Нужно успеть. Куда и зачем, ведь впереди вечность.